Тамплиеры и другие тайные общества Средневековья

Однако существенным изъяном, которому подвержены любые тайные общества, является вероятность того, что цели и методы действия их членов будут искажены теми, кто заинтересован в ослаблении власти и влияния конкурентов. До тех пор пока бдительное око государства и всех заинтересованных в сохранении системы лиц будет приковано к подобным сообществам, последние будут жестко ограничивать круг посвященных и действия допущенных членов. А поскольку их собрания по той же самой причине должны протекать в удаленных местах и чаще всего в ночное время, их противники получают возможность, крайне редко упускаемую, распространять какие угодно очерняющие слухи о покрытых тайной действиях. И насколько бы невиновными себя ни чувствовали оклеветанные, открыто выступать с опровержениями они обычно тоже не способны. Подобными уловками в людях вызываются столь сильные подозрительность и неприязнь к непонятным обществам, что они порой начинают преследовать защитников их же интересов, впрягаясь в ярмо, надеваемое на них истинными недругами. Схожесть обвинений, выдвигаемых против тайных организаций в самых разных частях света, является вполне достаточным доказательством их надуманности, поэтому к ним следует относиться с известной долей недоверия. Та безупречная чистота, в которой изначально проповедовалось христианство в Римской империи, не давала поводов для каких бы то ни было кривотолков. Тем не менее, когда гонения на христиан стали организовываться именно так, как если бы те состояли в некоем тайном сговоре, против них стали выдвигаться такие же обвинения, какие ранее приписывали различным течениям гностической ереси. Например, в фиестовых пирах (выражение, обозначающее каннибализм, по имени героя древнегреческих мифов – Фиеста, Тиеста. – Пер.) и беспорядочных половых связях, что они сами же потом подтверждали, хотя и вряд ли правдиво. Там, где присутствует таинственность, всегда будут рождаться подозрительность и появляться обвинения, на которые невозможно пролить свет.

В античном мире существовало лишь одно тайное общество исключительно политической направленности – это пифагорейцы. Желающие взглянуть на религиозные сообщества, вероятно, соберут весьма богатый урожай, особенно если вспомнить все то, что было написано в древние и нынешние времена по поводу наиболее известных мистерий. Однако первоначальные греческие таинства и обряды, такие как элевсинские мистерии, представляется, были не чем иным, как публичными богослужениями, сопровождавшимися несколько необычными церемониями, которые проходили под надзором государства и на которых председательствовали члены городских советов. При этом участникам не раскрывались какие бы то ни было секреты и не передавались знания, выходящие за рамки общедоступных. Другие разновидности мистерий, в частности культы Орфея, Исаака, Митры, заимствованные с Востока, были всего лишь орудием в руках хитроумных самозванцев, активно наживавшихся на слабостях и доверчивости грешных и суеверных людей, убеждая их, что путем тайных необычных ритуалов и обращения с мольбами к неведомым божествам можно избежать грядущей расплаты за грехи. Ночные сборища для совершения этих культовых ритуалов слишком часто превращались в распутные оргии и вызывали неприятие у любых здравомыслящих правителей. Именно подобные, а не элевсинские мистерии подвергались строжайшему осуждению со стороны служителей церкви[1].

Сведения о Пифагоре и его учении крайне обрывочны. Дошедшие до нас высказывания этого мудреца были записаны лишь спустя много веков после его смерти, и не так уж много доверия заслуживает их содержание. Пифагор родился на острове Самос, расцвет его учения пришелся на VI век до Рождества Христова, те времена, когда Греция находилась под огромным влиянием Египта и ее мудрецы устремлялись на берега Нила в поисках знаний. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в традициях Пифагора было посещать эту загадочную страну, а возможно, и страны Востока, что наложило отпечаток и на безмятежный взгляд на мир, в котором те, кто считается мудрым, управляют невежественными людьми. Исходя из этого, возможно, ему и пришла в голову идея слияния этой жреческой системы со строгими моральными нормами и аристократическим устройством греческих государств дорийцев. Поскольку, по его представлениям, родной остров, находившийся в то время во власти Поликрата Самойского, не очень подходил для внедрения новой системы правления, Пифагор обратил свой взор на города Великой Греции, нынешней Южной Италии, которые процветали в тот самый период и где жители стремились приобретать новые знания, а некоторые провинции уже располагали сводами законов. Его выбор пал на Кротон – один из богатейших и прославленных городов региона.