Тамплиеры. Рождение и гибель великого ордена

Залитое кровью поле битвы при Хаттине было отмечено монументом «Куббат аль Наср» («Купол победы»), возведенным по приказу Саладина, и россыпью человеческих костей. Когда Ибн аль-Асир посетил это место год спустя, вся равнина была усеяна ими. Султан говорил, что в сражении погибло сорок тысяч человек[358].

Тех христиан, что уцелели в битве, либо казнили, либо бросили в темницы. Многих увели в плен и продали в рабство. Ибн Шаддад рассказал об одном мусульманском воине, который вел за собой тридцать христианских солдат, связанных вместе веревкой[359]. Цены на рабов на рынках Дамаска резко упали из-за обильного предложения. Но некоторые пленники стоили больше, чем несколько безантов, которые за них могли дать на базаре. Среди тех, кто был захвачен на поле боя, оказались Жерар де Ридфор и несколько сотен тамплиеров и госпитальеров, а также король Ги, Рено де Шатильон, его пасынок Онфруа де Торон и многие другие. В письме-отчете о битве, отправленном Арчимбальду, магистру госпитальеров в Италии, говорилось, что более тысячи «из лучших людей были схвачены и убиты, и не более чем двум сотням рыцарей и пехотинцев удалось бежать»[360].

Вечером 4 июля король Ги и Рено де Шатильон предстали перед Саладином. Тот сидел перед входом в свой шатер. Султан поднес страдающему от жажды, испуганному королю чашу охлажденной воды. По арабским обычаям такое проявление гостеприимства означало, что теперь жизни пленника ничто не угрожает. Но когда Ги передал чашу Рено, поведение Саладина изменилось; через переводчика он сказал князю, что не предлагал ему воды и поэтому ему по-прежнему стоит ждать смерти. Пленников увели, чтобы накормить, а потом они вновь предстали перед султаном. Ги усадили в шатре, и он принужден был наблюдать за тем, как Саладин поклялся стоящему перед ним Рено отомстить ему за нападение на мусульманский караван и его пиратский набег на Хиджаз, совершенный еще в 1183 году.

Обвинив бывшего князя Антиохии в безбожии, предательстве и дерзости и перечислив все его многочисленные злодеяния, Саладин сказал ему, что он может сохранить жизнь, если только обратится в ислам. Разумеется, султан и не рассчитывал, что Рено согласится на это. Когда так и вышло – Рено ответил отказом, Саладин встал, вынул свой ятаган и вонзил его в старого солдата. Он хотел отрубить Рено голову, но промахнулся и разрубил плечо. Рено упал, истекая кровью, стражники султана бросились к нему, вытащили из шатра и прикончили[361]. А Саладин взглянул на Ги и еще раз сказал, что ему нечего бояться. Но это не успокоило напуганного короля.

Саладин давно поклялся убить Рено, и теперь месть, наконец, свершилась. Что же до участи тамплиеров, тут все решал холодный политический и военный расчет. Они и госпитальеры сражались при Хаттине с большим мужеством, что отметил не один мусульманский автор, и Саладин не собирался оставлять их в живых, иначе в будущем они вновь вышли бы на поле боя. «В битве они яростнее всех франков, – писал Ибн аль-Асир, – это ревнители веры и главные защитники латинских государств»[362]. Подобно тому как он стер с лица земли замок тамплиеров у брода Иакова, теперь Саладин хотел уничтожить своих пленников.

Имад ад-Дин сообщает, что Саладин желал «очистить землю от этих двух нечистых орденов, братья которых никогда не перестают быть враждебны и не могут быть рабами. Те и другие – худшие среди неверных»[363]. За каждого приведенного храмовника или госпитальера султан давал пятьдесят динаров. «Он приказал, чтобы всем им отрезали головы»[364].

Приговор должны были исполнить добровольцы, набранные из числа окружавших султана людей веры: мистиков, суфиев, ученых-законников и подвижников, многие из которых никогда прежде не совершали ничего подобного. «Каждый из них попросил о милости казнить заключенного, вынул меч и закатал рукава». Солдаты Саладина и эмиры выстроились рядом, чтобы наблюдать это зрелище. А затем тамплиеры и госпитальеры были обезглавлены – один за другим. Некоторые из палачей справлялись со своей задачей быстро и чисто, и их приветствовали криками. Другие рубили тупыми лезвиями. «Некоторые не справились вовсе, и их пришлось заменить», – вспоминал Имад ад-Дин. Все это время Саладин сидел, улыбаясь, и наблюдал, как монахов-воинов режут перед ним, словно овец.