Тамплиеры

Хотя какое-то время бывшая столица пребывала в упадке, Рим по-прежнему оставался самым крупным и популярным городом во всей Европе. Некоторые из его великолепных зданий и величественных монументов жители разобрали на строительные материалы, но многие прекрасные архитектурные образцы все же сохранились, напоминая о славном прошлом этого города. Горожане, будучи довольно консервативными, хранили в памяти фамилии своих знаменитых сенаторов, да и влияние язычества еще заметно сказывалось. Когда вестготы, ведомые Аларихом, в 408 году приблизились к Риму, угрожая захватить город, префект и сенат – в порядке исключения – одобрили языческие жертвоприношения.

Однако все заклинания оказались напрасны; та же участь постигла и дипломатические инициативы папы Иннокентия I. В результате вестготы ворвались в Рим и разграбили город. Однако почти пятьдесят лет спустя, другой папа, Лев I, провел успешные переговоры в соседней Мантуе с предводителем гуннов по имени Аттила и убедил его оставить Рим в покое. Через несколько лет, в 455 году, ловкому дипломату Льву I удалось спасти Рим уже от полчищ вандальского короля Гейзериха, угрожавшего городу поголовной резней: за огромный выкуп король согласился «ограничиться» 14-дневным разграблением города, оставить в живых население, не сжигать церкви и не допускать разорения главных храмов столицы.

Более чем через сто лет после этого события римский папа Григорий – на этот раз перед лицом вторжения ломбардских племен, – как и Лев I, обратился с увещеванием к их вождю, взяв на себя заботу о жизни и благополучии римских граждан. Заручившись поддержкой самых богатых и аристократических семейств и опираясь на опыт двух своих знаменитых предшественников, Григорий сумел смягчить последствия этой агрессии для простых людей не только за счет собственных средств, но заставил и приходских священников произвести максимальные выплаты за счет «наследия святого Петра» – то есть собственности, находящейся во владении римской епархии, самого крупного землевладельца во всей Европе. И когда в 593 году ломбардский король Агилульф осадил столицу, то Григорий, принявший командование над гарнизоном, сумел откупиться от нападавших и снять осаду.

В отсутствие сколь-нибудь авторитетной светской власти Григорий фактически стал верховным правителем Италии. Он собирал войска, назначал полководцев, заключал договора. Однако его поведение не воспринималось как существенное отступление от традиций. В те времена обозначившиеся впоследствии различия между духовными и светскими интересами выглядели еще не столь явно: люди воспринимали политическую власть как неотделимую от религиозной идеологии. Григорий проявлял одинаковое внимание к самым различным вопросам – следил за достойным состоянием христианских храмов, соблюдением католическими священниками целибата[6]и организацией епископальных выборов. Кстати, его политика по отношению к евреям отличалась терпимостью: в 599 году он приказал возместить евреям материальные потери, которые те понесли в результате разграбления синагоги в городе Каральо на севере Италии, и наложил наказания на епископов Арля и Марселя за то, что в их приходах допускалось принудительное крещение евреев. Как и папа Лев I, Григорий упорно отстаивал непогрешимость и универсальность авторитета папы римского, решительно боролся с ересью. Рассказывают, что однажды он был настолько потрясен зрелищем белокурых язычников-англов, которых продавали в рабство на одном ив невольничьих римских рынков, что тут же отправил Августина и вместе с ним сорок монахов-бенедиктинцев проповедовать христианство у них на родине.

Григорий Великий стал первым римским папой-монахом, а интенсивный рост и укрепление монастырей является его вторым достижением в истории христианской церкви, которое поможет нам лучше разобраться в возникновении тамплиеров. Само слово «монах» происходит от греческого monos – один, единственный. До IV века христиане не употребляли этого слова, поскольку такого явления не существовало. Первые церкви возникали преимущественно в городах, и, следуя за Деяниями апостолов, члены христианских общин вносили свое имущество в общий котел. «Мы все делим между собой, – писал Тертуллиан, – кроме наших жен».