Танара

Но почему для выполнения ответственного задания особисты выбрали нашу старую телегу? – размышлял Грейфер, удерживая колонку в положении «на себя». – Почему не послали современный «Ил-76»? Или хотя бы бомбардировщик вроде «Ту-22»? Куда тоже легко запихнуть небольшой ящик?

Это казалось более разумным. Однако КГБ действовало вне логики. Вероятно, такой подход был основой их тактики.

Летчики заняли нужный эшелон, включили автопилот, и вскоре штурман сообщил, что самолет пересек границу СССР и летит над территорией сопредельного государства.

Все шло по плану, только высота, на которой полз самолет, казалась ужасающей: «Ан-12» редко поднимался выше шести тысяч. Далеко внизу проплывали безжизненные рельефы Афганистана. Редкие массивы облаков, скопившиеся около горных вершин, напоминали лесотундру под крыльями «Ил-28».

Системы работали исправно, «картинка» на приборной доске не вызывала тревог. Но Грейфер оглядывался в боковое окно, и видел, точнее угадывал невидимые круги лопастей и физически ощущал, на каких предельных режимах работают двигатели, задыхающиеся от нехватки кислорода; с какой остервенелой натугой крутят они громадные пропеллеры, которым не за что зацепиться в полупустом воздухе – и как мучительно ищут опору крылья, не ощущая привычного давления…

…Грейфер не понял, что произошло. Только что он сидел, положив руки на колени – поскольку штурвалом двигал автопилот – и с тревожным ожиданием чего-то недоброго глядел в бесконечность надвигающегося неба. И вдруг оказалось, что он уже не сидит, а свисает в боковой проход, едва не падая к штурману в нижний носовой блистер, а капитан Сюрин трясет его за плечи, крича:

– …Валерий! Валерий!! Что с тобой… Очнись!

Грейфер с трудом выпрямился. Тело слушалось, но казалось чужим. И страшно, до ломоты во всех частях, кружилась голова. Вдруг он заметил нечто красное на своей зеленой форменной рубашке. Машинально ощупав череп, увидел, что руки в крови. Она, кажется, текла из носа и из ушей.

– Что… случилось… командир? – стараясь говорить твердо, спросил он.

– Разгерметизация, – коротко ответил Сюрин. – Мать-перемать и из мати ее в мать…

– Нас… что… подбили?

– Кто на хрен подобьет на такой высоте… И вообще это все иначе бывает, меня тут сбивали… Иллюминатор лопнул, сука. Ясно было, добром не кончится, идти на десятке без высоты в кабине… Но этих дерьмецов разве переспоришь…

– Как машина вообще?

– В порядке.

– Что… со мной было?

– Ты сознание потерял.

– А экипаж?

– Все в норме. Ты как?

– Я тоже в норме, – соврал Грейфер, хотя головокружение не проходило, а к нему прибавилась тошнота. – Что делаем, командир?

– Падаем до четырех, и плевать я хотел на их указания. Ниже нельзя – это предел для «стингера».

– Есть, – четко ответил Грейфер и, отерев о рубашку кровь, плотно взялся за свой штурвал.

– Убавить тягу двигателей до сорока процентов, – скомандовал капитан бортмеханику. – Экипаж, приступаем к снижению.

Моторы снизили тон и сделались почти неслышными за воем ветра, обдувавшего нос. Сюрин щелкнул тумблером автопилота и отдал колонку от себя. Самолет начал пикировать.

Его старый металл заскрипел и завизжал, словно проснувшись в негодовании.

За спинами летчиков раскрылась дверь и в пилотскую кабину вошел полковник госбезопасности. В кислородной маске с индивидуальным баллоном.

У этих мерзавцев для себя все предусмотрено, – с ненавистью подумал Грейфер. – А на нас наплевать.

Экипаж самолета масок не имел, поскольку разгерметизация на большой высоте считалась теоретически маловероятной. Вроде одновременного отказа всех четырех двигателей.

Однако он ошибся. В руках особиста был еще один баллон. Не обращая внимания ни на кого, полковник шагнул к креслу Сюрина.

– Капитан! – сказал он, и слова прозвучали невероятно отчетливо, хотя лица не было видно. – Немедленно надеть кислородную маску, прекратить снижение и занять прежний эшелон!

– На самолете я командир, – огрызнулся Сюрин. – Моя машина разгерметизирована, экипаж пострадал, и я принял решение снизиться до безопасной высоты.

– Решения принимаю я, – отрезал полковник. – Повторяю приказ: немедленно надеть маску и возобновить условия полета.

– В своем драном КГБ командуй до успячки! Будь хоть генерал, хоть маршал, но здесь ты мне никто, а хрен в кожаном пальто! За маску спасибо, отдай ее второму пилоту, у него кровотечение от декомпрессии. А я сам знаю, что надо делать!

– Капитан, приказываю подчиниться. Вы срываете ход операции, – гэбист говорил спокойно, но в свободной от баллона руке вдруг сам собой возник пистолет.

При виде оружия пальцы Грейфера потянулись к личной кобуре. Но тут же отдернулись. Потому что он вспомнил об оставшихся в Союзе жене и двухлетней дочери Ирине.

А капитан Сюрин взбеленился: похоже тут, над пустынями вражеского государства, он снова чувствовал себя на войне, где стирались штабные различия и было плевать на все, если того требовали обстоятельства.

– Ты? Тыловая гнида?! Мне?! Боевому летчику?!! Пистолетом смеешь угрожать?!!!