Танатонавты

Я был уже не в состоянии выдавить из себя хоть один слог. Журналист, крайне раздосадованный, попытался выкрутиться.

– Кхм-м… И вы, мсье президент… вы тоже смогли доказать вашу честность… Повлияло ли это как-то на вашу политику в отношении предстоящих парламентских выборов?

Президент Люсиндер не обращал на него внимания. Он прошептал нам:

– Пойдемте, друзья, не будем тратить время на этих плебеев. Покинем весь этот вертеп и займемся делом. Пора рисовать первую схему континента мертвых.

– Где?

– На танатодроме Флери-Мерожи. Только там нас оставят в покое.

Наша маленькая группа становилась все более и более сплоченной.

83. Персидская мифология

Рыбешка – утке, без воды мечась:
«Наполниться ручью придет ли час?»
«Зажарят, – утка молвит, – степь иль море,
Не все ль равно, что будет после нас!»

От зенита Сатурна до чрева Земли

Тайны мира свое толкованье нашли.
Я распутал все петли вблизи и вдали,
Кроме самой последней – смерти петли.

Омар Хайям (1050–1123), Рубайат

Отрывок из работы Френсиса Разорбака «Эта неизвестная смерть»

84. Карта

Приветственные крики сотрясали тюремные камеры. Заключенные уже посмотрели по RTV1 прямую передачу о «путешествии» Феликса. Наш танатонавт салютовал направо и налево, подмигивая глазом, словно восклицая: «Я же знал, я же говорил!»

В превращенном в танатодром лазарете Рауль схватил кусок белого пластика и цветные фломастеры. Мы все обступили его кружком, пока Феликс пытался поточнее объяснить, что он видел на том свете.

Трогательно было наблюдать, как этот здоровенный, грубый парень подыскивал слова и собирался с мыслями, пытаясь найти точные выражения и стремясь угодить нам, его самым первым друзьям.

Он почесал макушку, он почесал спину, он почесал в подмышках. Наморщил лоб. Наш картограф потерял терпение:

– Как все было-то?

– Ну… сначала была воронка, а бока у нее как у короны или цветка хлопка, что-то в этом духе.

Рауль набросал рисунок.

– Нет, – сказал Феликс, – она больше. Я же говорю – воронка.

Он закрыл глаза, чтобы лучше припомнить сей магический образ.

– Как шина из неона, только вокруг себя кружева разбрасывает. Что-то такое жидкое… Как сказать? Огромные волны из голубоватой звездной пыли, брызгающие водяным светом. Впечатление такое, что висишь над огромным океаном, который вертится вокруг себя и образует корону из света и искр.

Вот тебе раз. Питекантроп оказался поэтом. Амандина взирала на него с нежностью.

Рауль стер свой рисунок и на его месте изобразил нечто, напоминавшее салат-латук с распушенными листьями.

– Уже лучше, – одобрил Феликс. – Понимаете? Плывешь в своего рода желе из света и еще чувствуешь приятное ощущение морской прохлады. Честное слово, мне это напомнило, как я в первый раз был на море.

– Какого это все цвета?

– Да голубовато-белого… Но светящееся и вертится, как карусель. Она как бы всасывала в себя еще массу других покойников вокруг меня. У них к пупкам были прицеплены белые веревки, которые лопались, когда они глубже погружались внутрь конуса.

– Лопались? – вмешался Люсиндер.

– Ну я же говорю! Как лопнет там внизу, так они сразу еще больше ускорялись.

– А кто были эти люди? – спросила Амандина.

– Да покойники, из всех стран, все расы, молодые, старые, большие, маленькие…

Рауль приказал нам всем замолчать. Наши расспросы могли отвлечь разведчика. Еще будет время уточнить все детали.

– Продолжайте. Значит, бело-голубая воронка…

– Да. Она понемногу стягивалась и превращалась в гигантскую, розовато-лиловую трубу. А там, в глубине, цвет стенок темнел и сменялся на бирюзовый. До самой бирюзы я не дошел, но видел, где начинается этот от- тенок.

– Воронка вращалась все время?

– Да, возле края медленно, а чем глубже, тем быстрей и быстрей. Потом она сужается и становится ярче. А вся толпа внутри бирюзы, и даже я сам, мы все изменили форму.

– Это как?

Феликс гордо выпрямился.

– Корпус у меня был танатонавта, но я стал прозрачный, такой прозрачный, что сам мог сквозь себя видеть. Знаете, как здорово! Я совсем забыл про свое тело. Я больше не чувствовал свой вросший ноготь. Я был как… как…

– …перышко? – предположил я, вспомнив египетскую «Книгу мертвых», из которой мне цитировал Рауль.

– Да. Или как воздух, только чуток потверже.

Рауль возился над листом. Его рисунок приобретал форму. Воронка, труба, прозрачные люди, влекущие за собой свои длинные пуповинки… Смерть наконец-то раскрывает свой облик? Издалека она напоминала огромную растрепанную голову.

– А она большая? – спросил я.