Читаем Танатонавты полностью

Место это, по-видимому, было прежде тюремной больницей. Справа стоял лабораторный стеллаж, уставленный дымящимися флягами — сосудами Дьюара с жидким азотом. Посреди помещения, словно трон, возвышалось древнее стоматологическое кресло с облезлым сиденьем, как лианами оплетенное проводами и окруженное какими-то аппаратами со светящимися экранами.

Все это напоминало гараж мастера на все руки. Видя, в каком состоянии находятся приборы, ржавые рычаги и всякие железяки, я подумал, уж не лазил ли Рауль за ними по университетским помойкам. Экраны осциллографов потрескались, а электроды кардиографов потемнели от старости.

Однако я достаточно времени провел в лабораториях, чтобы знать, что безупречный порядок там бывает только в кино. В настоящей лаборатории не найдешь ни никелированных столов, ни белоснежных халатов, а сами ученые — это угрюмые типы в побитых молью свитерах.

Один мой друг, занимаясь очень важной темой — изучением движения мысли по закоулкам мозга, — сумел выбить для своей лаборатории всего лишь угол подземной парковки в госпитале Биша, где все звенело и подпрыгивало каждый раз, когда рядом проносился поезд метро. Из-за недостаточного финансирования мой друг не смог приобрести металлическую подставку для приемника мозговых колебаний, и ее пришлось заменить кусками фанеры, кое-как обмотанными скотчем и для прочности скрепленными кнопками. Да-да, даже во Франции научные исследования ведутся таким вот образом.

— Дорогой Мишель, здесь проводится самый грандиозный эксперимент нашего времени, — торжественно объявил Рауль, оторвав меня от размышлений. — Помнишь, раньше мы говорили с тобой о смерти, встречаясь на кладбище Пер-Лашез? Тогда я называл ее неисследованным континентом. Сейчас пришло время поднять над ним наш флаг.

Вот так раз. Клубок змей все-таки свалился мне на голову. Рауль Разорбак, мой лучший и давнишний друг, сошел с ума. Вот до чего доводят заигрывания со смертью! Видя мое изумление, он поспешил разъяснить:

— После покушения в Версале президент пережил NDE и поручил министру науки Бенуа Меркассьеру начать программу исследований клинической смерти. Оказалось, что Меркассьер читал в международных научных журналах мои статьи об искусственном анабиозе сурков. Он связался со мной и спросил, смогу ли я провести аналогичные опыты на человеке. Я тут же согласился. Очень может быть, что мои сурки побывали в загробном мире, но они не могли рассказать, что видели там. С людьми все иначе. Да, дорогой мой, правительство дало мне «зеленый свет» на исследования NDE с привлечением добровольцев. Наши добровольцы — это заключенные. Летчики-испытатели, которые отправляются на тот свет. Они… э-э… хм-м…

Он на секунду задумался, словно подбирал слово.

— Они…

Лицо его просветлело:

— Та-на-то-нав-ты. От греческого «танатос» — смерть и «наутис» — мореплаватель. Танатонавты. Вот хорошее слово. Танатонавт.

И он еще раз повторил:

— Танатонавт. Как космонавт или астронавт. Так мы и будем их называть. Наконец-то мы изобрели настоящий термин. Мы используем танатонавтов для занятий та-на-то-нав-ти-кой.

В подземелье Флери-Мерожи рождался новый язык. Рауль сиял.

Блондинка принесла бутылку мозельского и печенье. Все выпили за первый термин. Один я оставался мрачен и оттолкнул бокал, который протягивал мне Рауль.

— Извините, не хочу портить вам настроение, но здесь, как я вижу, играют с жизнью. Задача этих господ, насколько я понял, завоевание Континента Мертвых, так?

— Верно, Мишель. Правда здорово? — Рауль воздел руку к грязному, покрытому пятнами потолку. — Поистине грандиозная задача, и для нашего поколения, и для будущих: разведка того света.

Я уперся.

— Рауль! Мадам! Господа, — сказал я очень спокойно, — я вижу, что должен вас покинуть. Не желаю иметь ничего общего с полоумными самоубийцами, пусть даже и получившими поддержку правительства. Счастливо оставаться.

Я решительно направился к выходу, но вдруг медсестра схватила меня за руку. Я впервые услышал ее голос:

— Постойте. Вы нам нужны.

Это не было просьбой. Тон ее голоса был холодным, почти безразличным. Должно быть, именно так она требовала вату или хромированный скальпель.

У нее были глаза необычного цвета: светло-голубые, с коричневыми пятнышками посередине. Как острова в океане. Я провалился в них, как в бездну.

Девушка пристально смотрела на меня без малейшей улыбки. Словно то, что она разговаривала со мной, уже было величайшим подарком. Я отшатнулся. Мне не терпелось вырваться из этого жуткого места.

<p>40. Полицейское досье</p>

Фамилия: Баллю

Имя: Амандина

Цвет волос: блондинка

Глаза: светло-голубые

Рост: 169 см

Особые приметы: нет

Примечание: пионер движения танатонавтов

Слабое место: чрезмерное увлечение сексом

<p>41. Мифология индейцев Амазонки</p>

Когда-то Творец решил сделать людей бессмертными. Он приказал им: «Ступайте на берег реки. Вы увидите три проплывающие мимо пироги. Ни в коем случае не останавливайте первые две. Дождитесь третьей и обнимите Дух, который находится в ней».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза