Танатос

Про кухню ничего не скажу, но вроде бы готовили там неплохо. Вообще в Варадеро имеется огромное количество несравненно лучших ресторанов, где готовят рыбу и морских раков. Но и здесь все-таки еда была ничего. На закуску подавали морской коктейль «Лангостин», что означает крупная креветка. Суп с раковыми шейками, на второе — целый жареный лангуст; в качестве десерта мы заказали горячие хлебцы с молочной начинкой. Рейко съела все подчистую, не выказывая даже, нравится ей блюдо или нет. Впрочем, порции были очень большими: лангуста в панцире я до конца не осилил. Рейко, должно быть, была весьма голодной, но она не позволяла себе набрасываться на пищу. Я заметил, что вилку и нож она держала правильно, время от времени подносила салфетку к губам, и это выходило у нее очень изящно. Короче, она единственная гармонировала с интерьером этого ресторана. Постепенно она привыкла ко мне, недоверие ее ослабело, и она больше не задавала вопросов о том, кто я есть на самом деле.

После того как я предложил позвонить Кейко Катаоке, она некоторое время сидела молча. Потом, разрезая ножом белую мякоть лангуста, она спросила:

— Скажите, господин Накамура больше не живет на Кубе? Лангуста сильно недожарили и ничем не приправили. Не хватало дольки лимона, а самого лангуста неплохо было бы погрузить на какое-то время в расплавленное масло. Но Рейко этого не заметила. У лангуста такой величины при жарке мясо становится сухим, и просто так, без ничего, есть его невозможно. Я обильно полил его соусом с маслом, который дополнил солью и перцем. Глядя на Рейко, я думал, что питалась она, наверное, крайне нерегулярно. К тому же она была болезненно худа. Она ела точно так же, как и говорила: у меня пустой желудок и я ем, потому что должна есть. Смотреть на нее было больно. Я спрашивал себя: а ну как действительно этот самый Язаки превратил ее в свою секс-рабыню? Или, вернее, могла ли такая женщина превратиться в наложницу человека, обладавшего властью; а может быть, наоборот, нужно было бы побывать в сексуальном рабстве, чтобы стать такой, как она сейчас?

— А кто такой Накамура?

— Он жил в Гаване… а может, вы и есть Накамура? Вы на самом деле Накамура, только притворяетесь, что не понимаете меня. Я не очень хорошо помню его. А вы, случайно, не перкуссионист?

— Нет. Мне нравится кубинская музыка, но сам я не музыкант.

— Но тем не менее это не может помешать вам быть Накамурой, я ведь сама не видела, как он играет, учитель встретил его однажды, прогуливаясь в Матансасе, где, кстати, родились фестивали румбы, и перебросился с ним словечком. Вы представляете, даже в Гаване трудно встретить японца, а встретить японца в Матансасе это, доложу я вам… Поэтому-то учитель и заговорил с ним, но я не слишком хорошо знала тогда учителя, в то время с ним была Кейко Катаока, и я не знаю на самом деле, зачем вы прогуливались тогда в Матансасе?

— Я?

— Ну да, вы.

— Да в то время меня вообще не было на Кубе. И зовут меня не Накамура.

— Вы знаете, что такое румба?

— Естественно.

— Я не имею в виду такую ересь, как «Кафе Румба» или «Румба Майами-Бич», я говорю о настоящей румбе, а не о конге.

— Я понял.

— В Штатах люди типа Хавьера Кугата изобрели понятие «кубинская румба», но оно ни в коем случае не соответствует истинному, за исключением названия; Хавьер Кугат называет ее «кубинской», потому что это звучит экзотично, об этом необходимо знать, понимаете?

— Да, я уже слышал об этом.

— И вот поэтому он и отправился в Матансас, а вы знаете такой город, как Сьенфуэгос?

— Да.

— Очень красивый городок, дома все белые, там есть площадь, а вы знаете еще Санта-Клару?

— Слышал название, но никогда там не был.

— А в Матансасе есть старый кинотеатр?

— Я всего лишь раз был в Матансасе, но только туда и ходил.

— В этот кинотеатр мы вместе с учителем ходили на «Мунье-китос де Матансас», это известная группа, исполняющая румбу, и там же мы слушали еще одну, которая исполняет афро-кубинскую музыку. Вообще эти песни — просто прелесть, а вы любите румбу?

— Да.