Танатос

Изабелла приблизилась к актрисе. «Любишь этого типа?» спросила она, показывая подбородком на Язаки. Актриса, не понимавшая по-испански, стояла молча. Язаки перевел. А затем добавил: «Только говори честно. Она чувствует ложь. И если она поймет, что мы ей лжем, то она откажется петь». Вспомнив несколько испанских слов, актриса проговорила: «Да, люблю». При этих словах Изабелла состроила гримасу и начала сердиться. Актриса запаниковала: «Неужели я соврала? Значит, в действительности я не люблю учителя? и она сейчас откажется петь?» Употребляя выражения, которые не понимал даже Язаки, Изабелла стала осыпать их обоих бранью, так что было слышно, наверно, по всему парку. Закончила она со словами: «Дайте выпить, что ли». Язаки тотчас же достал из сумки бутылку «Каррибеап Клаб» — рома семилетней выдержки, сорвал пробку, но для начала исполнил необходимый ритуал, как того требовала сантерия. Дело в том, что когда открываешь новую бутылку, следует выплеснуть несколько капель в качестве приношения божествам, причем если находишься на улице, выплескивать надо на землю, а если в помещении — то в угол. Глядя на эти выкрутасы, Изабелла показала в сторону Язаки пальцем и разразилась ужасным хриплым смехом.

Язаки стоял и смотрел на нее. Актриса говорила, что так он смотрел только на достойных жалости. Она понимала, что Изабелла — женщина и простая, и чистая душой, но, кроме того, еще и сильная. Поэтому она не могла понять, почему Язаки смотрел на нее с таким выражением. Когда он стал укреплять свою видеокамеру на треноге, Изабелла подняла палец к небесам. Луна на мгновение осветила его, а потом снова спряталась в облака. «Скоро пойдет дождь, пойдемте в тот дом», — произнесла она, указывая на здание, стоявшее неподалеку от парка. Было понятно, что это нежилое строение, довольно высокое и импозантное. «Муниципальная библиотека», — пояснила Изабелла.

На террасу, располагавшуюся на втором этаже библиотеки, вела лестница из белого камня, напоминавшая театральную декорацию. Когда Изабелла потянула на себя железную дверь, замок которой был, вероятно, сломан, актриса засомневалась, имеют ли они право входить туда. Не дожидаясь ответа Язаки, Изабелла, догадавшаяся по ее взволнованным интонациям, велела ей не беспокоиться, а потом взяла ее за руку, чтобы подвести прямо к лестнице. «Я дала здесь больше десяти концертов», — добавила она. Все время, пока они шли от двери, разрисованной цветами, ракушками и ангелами, до каменной лестницы, Изабелла держала ее руку в своей и напевала какую-то песенку. Слушая ее погубленный алкоголем голос, актриса недоумевала, как та собиралась петь по-настоящему. Лестница оказалась слишком узкой, чтобы по ней можно было подниматься вдвоем, и актриса пошла первой. Перед тем как ступить на первую ступень, Изабелла сбросила свои сандалии и приказала Рейко сделать то же, показывая пальцем на свои ноги. «Камни этой лестницы просто чудесны, и подниматься по ним босой — самое лучшее, что можно найти в нашем городе». Актриса была в босоножках с ремешками из плетеной кожи немного диковинного фасона. В пространстве между дверью и лестницей было темно, хоть глаз коли, но чуть погодя, привыкнув к темноте, актриса смогла разглядеть рот Изабеллы, которая напевала. Пока актриса разувалась, Изабелла опять надела свои очки.

«Где ты купила эти туфли?» Рейко поняла только «эти туфли» и «где» и ответила: «В Нью-Йорке». Изабелла посмотрела на нее недоумевающе. «Нуэва-Йорк», — перевел Язаки. Рейко, заметив, что Изабелла смотрит на ее голые ноги, почувствовала, что краснеет, ибо помнила еще тот день, когда Язаки купил ей эти босоножки. Это был бутик на Пятой авеню, название которого у нее вылетело из головы. Этот магазин пользовался большим успехом у молодых девушек. За все время, пока длился их роман, она могла на пальцах пересчитать случаи, когда Язаки покупал что-нибудь вместе с ней. В этот бутик они заскочили случайно, спасаясь от ливня. И она воспользовалась случаем, чтобы купить черное облегающее и очень короткое платье и эти самые туфли. Не прошло и полминуты, как Язаки зашипел ей на ухо, показывая на витрину: «Черт, продавщицы нас заметили. Делать нечего, купи вот это платье и эти туфли». И прежде чем она успела согласиться, Язаки подозвал продавщицу и велел ей снять платье с витрины.