Танчик

Очутившись наконец на земле, я встряхнулся всем телом, глубоко вдохнул колючего воздуха, развернулся, набрал скорость и попылил в глубь таинственно молчавшей пустыни.

14

Изглоданная дистрофией, бело-зеленая труба шлагбаума, взбрыкнув, заплясала концом в пыльном небе, и я сорвался с места, побежал мимо полосатой караульной будки, мимо офицера в зеленой фуражке по горбатому мосту через широкую мутную реку…

15

Грузовики с солдатами, тягачи, запряженные в цистерны с горючим, юркие «бээмпэшки», «бэтээры», танки с грохотом, воем, вздымая густую пыль, текли через горы по извилистой, изрытой ямами дороге.

Я двигался в середине колонны, стремясь приноровиться к рваному темпу, задаваемому шедшим впереди «Т-500», могучим, покрытым шрамами ветераном (которого, впрочем, я мог бы переломить о колено).

На ночных привалах меня обступали запорошенные пылью люди, и в их глазах я читал уже знакомые очарованность и почтенье.

Товарищ Майор, а также заряжающий и радист присоединились к нам с Виктором в воинской части неподалеку от бело-зеленого шлагбаума. И вот все четверо словами и жестами убеждали моих поклонников не подходить ко мне слишком близко, а сами с утомленными, но счастливыми лицами ночи напролет нежили и холили меня, засыпая только под утро, зажав в неразгибающихся ручонках инструментарий, производивший мой маникюр…

С первыми лучами рассвета грязно-бурая железная змея принималась распрямлять кольца и с ревом ползти в облака, чтобы кинуться с них в наполненные разъяренным солнцем долины, пролагая себе дорогу в глубь чудной страны сожженных садов, забитых падалью колодцев, чернокожих людей с кривыми кинжалами за поясом и длинноухих печальных животных, покорно изнемогающих под грудами наваленного на них барахла…

16

Дней через пять мы прибыли на место, оказавшееся столицей гостеприимной страны, только что пересеченной нами с севера на юг.

Мне отвели просторный гараж с паркетным полом и со стенами, выложенными мозаикой. Запирался гараж деревянными воротами, покрытыми искусной резьбой.

Довольно часто я выезжал отсюда на полигон. Он оказался почти точной копией прежнего, за исключением белой наблюдательной вышки. Преодолев все, какие было положено, болотца, речушки, холмы, я выбирался к бутафорскому городку и катал его на своей карусели.

После этого возвращался в гараж, где меня всегда ожидали душ, массаж плюс ритуал ежедневных визитов шитых золотом и серебром жрецов, по своему обыкновению желавших поклониться мне, пройтись вокруг меня в хороводе и в качестве священной реликвии унести с собой хоть одну из стреляных пулеметных гильз, выгребавшихся из меня грудами.

Ночами меня тревожили редко, я обыкновенно проводил их перед широким окном, расположенным в стене гаража справа от входа. Окно было забрано витою железной решеткой, под ним всегда торчал штык часового, отражающий лунный свет. Из этого окошка открывался чудный вид на горы, где по ночам, озаряя их блеском огня, ворочался и рычал Противник.

До сих пор я не видел Противника вблизи и, прислушиваясь к отдаленному реву, представлял себе добродушного увальня с выпущенной на подбородок слюною, несущегося на одной из моих карусельных лошадок…

17

Однажды утром, выкатившись из ворот бирюзового гаража и не зная, что больше сюда не вернусь, я зацокал гусеницами по мостовым столицы, имевшим такой вид, точно их долго мыли со стиральным порошком, разрисовывали причудливыми узорами и, в заключение покрыв лаком, наскоро разбомбили. (За мною, как всегда, неотступно следовали два «бэтээра».)

Миновав КПП, обложенный мешками с песком, над которыми торчали стволы крупнокалиберных пулеметов, мы очутились в чистом поле и попылили к горам.

…В глубине гор было уже все готово. Они рокотали и тряслись. За кучами камней прятались солдаты в новеньких «хэбэ». Одни из них уже выполнили свое предназначение и, простреленные насквозь, спокойно лежали под секущими струями свинцового дождика. Другие продолжали вяло переползать с места на место, глотать воду из фляг, перематывать портянки или, зажмурившись от выжигающего глаза солнца, посылать длинные автоматные очереди в морщинистые рычащие холмы…

Мое появление, конечно, было встречено кликами, выражавшими восхищение, любовь и тому подобное.

Скромно потупившись, пройдя сквозь солдатские цепи (с барабанящими по броне свинцовыми струйками), я взбежал на ближнюю сопку и превратил украшавший ее бетонный кубик в яркий веселый костер.

Под усилившиеся клики восхищения и любви слегка потряс соседние скалы: с них посыпались вниз все эти доты, дзоты, мелкие извилистые траншеи…

После этого Виктор, Товарищ Майор, заряжающий и радист выползли из меня покурить. А ликующие подразделения, ожесточенно топая сапогами, текли мимо нас.

— Ну, — обронил Товарищ Майор, — теперь они ему кишки выпустят…

— Теперь-то, — послышался голос Виктора, — что ж…

В устремленных на меня глазах пехотинцев было столько (смешанного с ужасом) восторга, что мне сделалось неловко. Ведь я был способен на гораздо большее, чем просто выхлопать пыль из этих древних глупых камней…

18