Тандем

– Такая толщина выстрел прямой наводкой из современного орудия выдержит, – прокомментировал слова экскурсовода толстый парень с розовыми щеками, совсем не похожий на офицера артиллерии.

Старлей потянул на себя двери и вошел в прохладный полумрак. За окошком кассы сидел дед в фуфайке и читал «Замковую гору». На вошедшего внимания он не обратил, но Юлий знал – если он попробует пройти без билета, то дед моментально проявит бдительность, скрипучим голосом вернет нарушителя к кассе и, строго качая головой, будет отчитывать его, ликуя в душе от совершения этой мелкой пакости.

Протянув деньги в окошко и получив взамен серый билетик, старлей поднялся по винтовой лестнице на второй этаж арсенала.

Снизу послышался голос экскурсовода:

– С городским арсеналом связано немало героических и трагических страниц в истории города. Над входом в арсенал раньше находилась надпись, которая гласила: «Счастлив тот город, который в годы мира печется о будущей безопасности».

«Хочешь мира – готовься к войне» – всплыла в памяти Зацепина цитата, прочитанная в одной книжке. В оружейном зале было пустынно, лишь в углу стояли два второклассника, склонившиеся над толстым стеклом стеллажа и громким шепотом обсуждавшие старинные пистолеты:

– Смотри – шестиствольный! Как у Терминатора…

– Ага… Только маленький, в карман можно спрятать.

– Вот бы нам такой… Сразу бы все старшаки отстали!

Юлий мельком глянул на доспехи, тускло отсвечивающие под стеклом стенда, и перевел взгляд на огромный двуручный меч.

«Это какую силу надо было иметь, чтобы им махать?» – подумал старлей, мысленно взвесив широкую и даже на вид тяжелую полосу металла. Вспомнились слова продавца о моде украшать дома и кабинеты декоративным средневековым оружием. Зацепин представил какого-нибудь толстопузого чиновника с одышкой, за спиной которого висит такой вот меч или парочка шпаг, и криво усмехнулся нелепости такой картины.

Сабли, пики, боевые топоры, арбалеты, щиты, шлемы, мечи, копья – все это когда-то предназначалось не для украшения, а использовалось по прямому назначению: рубить конечности, отрезать головы, колоть и протыкать живую плоть врага, переводя его в неживое состояние.

Но все это осталось в прошлом.

Пришедшее на смену огнестрельное оружие отправило арсенал древних воинов в музеи. Убийства теперь совершались с помощью снайперской винтовки и взрывных устройств. Но это заказные. А в бытовых использовалось все, что подворачивалось под руку: трубы, кирпичи, бутылки, мясорубки, стулья, веревки…

Старшему лейтенанту уголовного розыска Юлию Зацепину все вышеперечисленное было хорошо знакомо. Но последний случай выпадал из рамок стандартного убийства. Во всяком случае Юлий не слышал об экзотических мокрухах с помощью булавы или японской катаны. Хотя где-нибудь в Японии, возможно, случается и такое.

Наконец он остановился у стеллажа с кинжалами. Под стеклом лежало несколько стилетов – коротко-клинковых колющих орудий для отправки на тот свет, с узкими прямыми клинками и прямыми симметричными рукоятками.

Неизвестно, какие ассоциации вызывал внешний вид стилетов у посетителей музея, но Зацепину из-за специфики его работы они напомнили зэковские заточки. Тонкие пики, сделанные из гвоздя или остро заточенного металлического прута, которые удобно прятать до определенного момента в рукаве куртки или рубахи.

И предназначение у них общее: то же подлое убийство, потому что стилеты, как и зэковские самоделки, не могут быть использованы для честного благородного поединка в отличие от шпаг или мечей. Также четырехгранным клинком невозможно нарезать хоть что-нибудь, как обычным ножом. Стилетам не нужна сила и искусство фехтования, их стезя – коварство. Тонкий, словно игла, клинок легко проникнет между ребер, пробивая все, что окажется на его пути.

– В восемнадцатом веке в подвалах арсенала томились пленные украинские казаки и гайдамаки. – Группа туристов уже догнала одинокого посетителя. – А в одном из казематов находились камеры пыток и жилье городского палача, «малого доброго», по словам летописца…

Юлий при последних словах хмыкнул, представив себе этого «доброго малого». В голове почему-то возник образ эдакого мясника в окровавленном, словно на бойне, фартуке. В левой руке он держит острый топор, в правой кандалы, а на его добродушном лице смущенная улыбка: «Извините, ребята, не я такой – жизнь такая». Но в одном ему можно было позавидовать – до места работы не приходилось далеко добираться, что во времена отсутствия трамваев и маршрутных такси было невероятным удобством.