"Танелорн" (Выпуски 1-7)

И эльф взял посох и Слово молвил,

Что весит больше, чем все проклятья,

Очнулся гоблин, глаза приподнял,

Сказал тихонько — "спасибо, братья"

Привстал, руками зажал виски, На землю сплюнул, ругнулся смачно. И голосом, полным бездонной тоски, Рассказ о том, что увидел, начал.

Давным-давно, а когда, не знаю,

Когда был создан наш род зачем-то,

Со зла, наверно… С собачим лаем,

Под черным солнцем, под мертвым светом…

Великий Серый и Пастырь Тьмы

Кровавой чашей нас всех крестили,

Клеймили души огнем, а мы

От боли жуткой как волки выли.

Я это видел! Я это помню!

Я — как и все — тоже выл от боли!

Пустые руки! Святые муки!

Я слышал пламя и видел звуки!

Великий Серый — я чую запах,

Беззвучным страхом пропахли камни…

И рвал наш орк на груди рубаху,

И развевалось Химеры Знамя…

Так кто ж построил здесь этот город? Не свищет ветер, да что-т не спится. Чу, слышишь скрип — то судьбины ворот, Или небесные колесницы…

(b) А Знамя Химеры все выше… Тисками удавов-улиц Сжимало их души. Как мыши Идут они. Тысячи лиц Уродливых, злых созданий Глядят им в глаза со стен, Средь серых брошенных зданий. Все вечно тут, нет перемен.

И гоблин за сердце держался,

А эльф становился мрачнее.

И звук на кусочки ломался

В дыхании суховея.

"Дорога идет по кругу. Братва, мы попали в ловушку" А ветер играл им фугу Про паука и мушку.

Шли гоблин, человек и эльф,

В далекий легендарный Лейф.

Смотрел наш эльф в хрустальный шар, И видел как горит пожар. Он видел боль, он видел смерть Богов сжигающую плеть.

Дела давно минувших дней,

Осколки грез рожденья мира…

Осточертевший суховей

С собой унес остатки Силы.

И эльф лежал на мостовой, И плечи содрогались в плаче… А знамя звало всех на бой, Бой против всех, кто жил иначе.

И в небе плыли зеркала,

И отражали отраженья.

Осколки судеб и стекла

Собой украсили сраженье.

И Черный Пастырь, сжавши плеть Над смерти пастбищем навис. А кровь поднялась лишь на треть. И зеркала летели вниз.

А знамя звало всех на бой,

Бой против всех, кто жил иначе.

И эльф лежал на мостовой,

И плечи содрогались в плаче…

Я не могу — поднялся эльф На этом кладбище легенд. И зашипел гранитный змей, Из жала выступила медь.

Но вор сказал всем — Не впервой

Меня так плотно обложили.

Прорвемся. Не последний бой…

Вновь в небе зеркала поплыли.

(c) И плыли в небе зеркала, И змей гранитный рвался в битву. А тело змея как скала, Мечи и топоры разбиты.

И заклинанья как листва,

Ложились на седую землю.

Стихии спят, нам нефиг звать.

Стучится боль взрывая темя.

И прислонился эльф к стене, Помятый меч, сгоревший посох… Но боли нет, все как во сне. Что там за день весна иль осень?

И сжал руками он затылок,

И прошептал он "Нарианта"

Тогда к нему вернулись силы,

Тепло принес им ветер марта.

И женский голос в тишине, Плел кружево волшебных слов. Пылали зеркала. В огне Скривлялась острота углов.

Гори огонь,

Гори душа,

Танцуй на лезвии ножа.

Гори огонь,

Пусть сгинет вонь,

Пусть люди сами все решат…

Гори,

Гори,

Огонь — гори!

Пусть ночь взорвет пожар зари.

Гори огонь,

Пусть Бледный Конь,

Уйдет со мной.

Пусть будет бой!

Пусть эти люди все решат.

Эй, смерть, за мной — я ухожу…

Все призраки домой спешат.

Прощайте… И да сгинет жуть!

И смутный образ женской ножки Мелькнул в натянутой тиши. И изумруд эльфийской брошки Безумный ветер раскрошил.

И вор, очнувшийся от чар,

Схватил руками шею змея.

Из пасти поднимался пар,

Яд падал на земь, каменея.

Но, все ж, вполне хватило сил В сжимавших пальцах человека. Язык змеи упал, застыл… А эльф шатался как калека.

Проход, казавшийся стеной…

Растаял, снегом февраля.

И на столетней мостовой,

Лежали гроздья янтаря.

Орк, человек и черный эльф

Идут в далекий город Лейф.

И поднял вор глаза змеи Два огнедышащих рубина. В них отражаются бои И гибель тысячи невинных…

— 4И перед нами вновь дорога, Во мраке тает горизонт. Ты чувствуешь — дыханье Бога, Ты слышишь подземелий стон?

А под дождем белеют кости,

Горят мосты, но не сгорают.

Не спиться мертвым на погосте,

Здесь мертвые не умирают.

Бредет сквозь полночь синий труп, Горит, политый кровью, месяц. Они сбиваются к костру, Но им уже не отогреться.

И обнимается мертвец

С внезапно поседевшим вором.

И утром не прийдет конец

Их замогильным разговорам.

Ведь темен мрачный небосвод, Ведь утра не бывает тут. И каждый час, и круглый год. Полночные цветы цветут.

Давно протухшие орлы,

Исполнят в небе виражи.

Застыли тучи, на хер плыть…

Мертвы живые — мертвый жив!

Орк, человек и черный эльф

Идут в далекий город Лейф.

Так здравствуй, мертвая страна.

Как хорошо тем, кто не тут…

В стране слепых глухой — дурак.

Лишь сети пауки плетут…

Но, впрочем, край гостепреимный. Напоят мертвою водой, И ночью бесконечно длинной Беседу заведут с тобой.

О чем беседа? — Да о разном,

Припомнят старые делишки…

И клочья бурой эктоплазмы

Свисают. "Тише… тише… Тише!

Я умоляю — замолчите! Я забываю свое имя…" Здесь мертвых много — их не злите, Не хочешь ведь остаться с ними?

Здесь те, кто мог, но не сумел:

Раздавлен был под грузом лени.

Кто верил в то, что Черный — бел,

И становился на колени.

Счастливый край Почти-что рай. Живи мертвяк Не умирай.

Орк, человек и черный эльф

Идут в далекий город Лейф.

Прочистит грязные умы

Палач по имени Добряк.