Танец ангела (СИ)

- А эта полевая кухня. Рита, вкусней каши не пробовал. И таких друзей у меня уже не будет. Милая моя,- говорил он.- Только там на развороченной взрывами земле можно почувствовать бескрайнее одиночество человеческой жизни. Дочка, запомни, мы приходим только для того, чтобы осознать свою судьбу и пройти путь до конца. Всем что-то нужно от жизни. Кто-то это понимает, кто-то нет. Но жизнь нужна лишь для того, чтобы встретить последний миг с достоинством. С достоинством, Рита! Но несмотря на это, жизнь корежит и ломает, лишает присутствия духа. И тех, кто может изменить хоть что-то, лишает сил или ослепляет гордыней и ненавистью, или лишает возможности сделать следующий шаг...

Он скоропостижно скончался в возрасте тридцати пяти лет на исходе того же пятьдесят пятого года. Как-то ее мама случайно обмолвилась, что он испепелил свое сердце, и оно стало тоньше бумаги, как у доктора Живаго.

Спустя год вдова Георгия Алексеевича вышла замуж за профессора Борзенкова. Тогда же к девочке Рите приклеилось обидное прозвище – профессорская дочь. Обидное от того, что Маргарита Георгиевна в доме Борзенкова не прожила и недели. Мать с отчимом жили в соседнем доме. А Маргарита Георгиевна так и провела время до замужества в отцовской квартире вместе с престарелой домработницей из бывших дворян... Слова отца, которые он твердил ей когда-то и влияние Адели Каземировны сформировали ее взгляды на жизнь и поведение в обществе.

 Незаметно подслеповатая, старая Адель стала ей ближе матери. Она обучила ее нескольким европейским языкам. У них правилом было резко переходить с немецкого на итальянский, с французского на английский. В семнадцать лет Маргарита Георгиевна уже разговаривала на этих языках довольно бегло.

- Маргарита,- говорила Адель на французском,- вчера вы взяли с моего стола "Тэвистокские лекции" доктора Карла Юнга. Сегодня я нашла их на балконе в неряшливом соседстве с "Двумя капитанами" Каверина. Маргарита, я настаиваю, чтобы вы с уважением относились к трудам великих.

- Я не думаю, что этот эпитет относится к Валентину Каверину,- отвечала ей Маргарита.

- Вы хорошо понимаете, что великим я назвала не романиста, а ученого.

- Моя дорогая, Адель,- переходила Маргарита на английский язык.- Мне невыразимо скучно. Мать говорит о том, что мне следует подумать над дальнейшим обучением. Но я чувствую, что ей безразлична моя судьба. Вы можете дать мне совет?

- Я думаю, что пришло время подумать об удачной партии, нежели об учебе. Поверьте мне, умной женщине не нужно заканчивать университет для того, чтобы утвердиться в жизни. Подумайте о замужестве, Маргарита.

- Кого же вы прочите в мужья?

- Я знакома с госпожой Сметаниной. Она следит за порядком в доме Николая Борисовича Подъяловского. Он одинок, состоятелен и воспитан. Лучшей партии вам не найти.

- Вы шутите, Адель? Он годится мне в отцы.

- У вас уже был отец, дорогая моя,- в ответ на это замечание усмехнулась Адель Каземировна.- Маргарита, вы в поисках мужа... Что ж, я поговорю с Александрой Александровной.

- Вы намерены убедить меня в том, что лучшее средство от скуки это замужество?

- Удачное замужество, Маргарита,- поправила ее Адель Каземировна, начиная говорить на итальянском.- Когда-то девушки понимали это очень хорошо. Если бы вы могли представить себе сияние прошлого, Маргарита... То, что окружает нас – безвкусная пародия на Россию.

- Как это грустно, Адель.

- Россия в любом случае была обречена. Не имеет значение, что сожрало душу империи: капитализм, социализм. Это только слова, Маргарита. А мы видим то, что мы видим.

- Мне кажется, папа говорил что-то подобное.

- Маргарита, ваш отец был из тех, кто мог говорить о России без кривляний. Жаль, что вы не верите в Бога. А Россия без этой веры все, что угодно, но только не Россия.

- Адель, мы как осколки той блестящей поры.

- Нет, Маргарита, мы всего лишь осколки разлетевшиеся от чудовищного взрыва, оглушенные, с разодранными душами...

- Я хочу, чтобы ты спела мне, няня,- улыбнулась Маргарита, заговаривая с собеседницей уже по-русски.

Они перешли в гостиную. Адель открыла лакированную крышку старого пианино, и ее пальцы порхнули над клавишами:

                                    Белой акации гроздья душистые

                                    Вновь аромата полны,

                                    Вновь разливается песнь соловьиная

                                    В тихом сиянии чудной луны!..

Маргарита Георгиевна запомнила тот вечер, когда Николай Борисович решился все же и пришел в ее дом на ужин. И вновь Адель пела этот романс:

                               ... Помнишь ли лето: под белой акацией.

                                   Слушали песнь соловья?..

                                   Тихо шептала мне чудная, светлая:

                                   "Милый, поверь мне!.. Навек я твоя".

                                   Годы давно прошли, страсти остыли.

                                   Молодость жизни прошла.

                                   Белой акации запаха нежного,

                                   Не забыть мне уже никогда...***

- Я просто обязан пригласить вас,- Николай Борисович улыбнулся ей и вышел из-за стола. Он был высоким, сильным человеком и больше походил на спортсмена, чем на именитого ученого.- Этот романс, как отголосок былого. Мой отец, царство ему небесное, был офицером. Вы понимаете, Рита, на плацах они обязаны были петь "Сопки Манчжурии", но в своем кругу  пели то, что было дорого сердцу. Есть ли у вас то, что дорого сердцу?