- Милые бранятся, только тешатся. Держим друг друга в тонусе. Но какое-то сегодня ощущение, что жизнь пролетает мимо. Как бы не случилось чего...
- Шутишь?!- Малахов снял очки.- Если мимо тебя жизнь пролетает, то мы совсем не живем!
- Не то хотел сказать,- улыбнулся Шугуров.- Но настроение, понимаешь, смутное! Не привык я к хандре!
Малахов улыбнулся:
- На днях Аню Фесенко видел. Она в положении, сына ждут.
- Знаю,- кивнул Шугуров.- Фесенко давно о сыне мечтает...- Он на глазах погружался в работу.- Кстати, сегодня Калмыков должен позвонить насчет морепродуктов. Если меня не будет, сразу обсуди с ним поставку следующей партии.
- Хорошо,- Малахов сделал пометку в перекидном календаре.- Кстати, Николай, мне бы сегодня раньше освободиться. Сергей в "Сириусе" отдел открывает, пригласил нас с Валей к шести часам. Ты не против?- Александр Иванович знал, что между бывшими друзьями пробежала черная кошка. На людях взаимную неприязнь они не выдавали, но что от людей скроешь?
- Конечно, нет,- улыбнулся Шугуров.- Отдохните, как следует. Да, вот еще что! Когда Галина появится, скажи ей... Ничего не говори...
Малахов снова глянул на него поверх стекол и набрал номер домашнего телефона:
- Милая, я сегодня пораньше приеду. Сережа Фесенко пригласил нас на открытие... Да, сегодня... Да, тот самый... Да, на окраине. Так что, будь готова... Ну, я не знаю! Может быть, Катя посмотрит? Не все же время няньку нанимать!.. Поговори с ней... Да, конечно. Хорошо. К четырем буду. Целую...
Шугурова в кабинете уже не было. Александр Иванович сделал в календаре еще одну пометку, отсчитав несколько листков уже где-то за конец июня, и потянулся до хруста в костях. Времени было около девяти часов утра.
Примерно в то же самое время проснулась старшая из его дочерей – Катя. Еще с минуту лежала без движения, разглядывая потолок. Потом с неохотой выбралась из-под одеяла и, накинув на плечи халат, вышла из комнаты.
- Мам!- Крикнула, открывая дверь ванной комнаты.- Я кушать хочу!
- Здравствуй, доченька! Завтрак уже готов,- Валентина Николаевна вышла с кухни.
- Мама, сколько раз тебе говорить: не называй меня "доченькой"!- Сквозь шум воды послышался капризный голос Кати.- Я уже не ребенок!
- Для меня ты всегда будешь ребенком!- Улыбнулась Валентина Николаевна.- Катя, папа только что позвонил! Я хочу тебя попросить кое о чем, Катенька...
- Ага, давай потом поговорим,- не сразу, но все же отозвалась Катя.
- Хорошо, дочка,- кивнула Валентина Николаевна.- Поговорим позже.
На этот раз Катя промолчала. Через секунду сквозь шум воды послышалось ее вызывающе громкое пение. Дочь откровенно игнорировала мать. Валентина Николаевна еще немного постояла возле дверей и ушла в гостиную.
Здесь смотрела мультфильмы младшая дочь, Соня. Малышке шел третий год. Это был подвижный, сообразительный, к тому же довольно поздний ребенок, в котором родители души не чаяли. Когда Малаховы решили завести второго ребенка, им было уже около сорока.
- Интересненький мультик?- Спросила Валентина Николаевна, присаживаясь на диван.
- Да, про мышку,- ответила Соня. Для своего возраста она говорила довольно чисто.
- Что это у нас идет?- Улыбнулась Валентина Николаевна, надевая очки.- "Том и Джерри"! Мышка - хулиганка!..
Соня забралась к ней на руки,обняла мать:
- Хочу гулять!
- Сейчас пойдем,- Валентина Николаевна принялась поглаживать ее по спине.- Вот только Катю накормим и пойдем с тобой гулять!..
А Катя осторожно приоткрыла дверь ванной, оглядела коридор и прошмыгнула в свою комнату. За тот год, что прошел после окончания школы, она изменилась не в лучшую сторону. Недавнее еще детское и потому простительное безразличие к интересам и проблемам других людей, незаметно переросло в равнодушие. А своих родителей в последнее время она и вовсе начала избегать. Время проводила у подружек, с которыми, якобы, усиленно готовилась к вступительным экзаменам в институт.
Внешне Катя очень походила на мать, хотя ни за что не признала бы этого. Такая же невысокая и стройная темноволосая шатенка. Лицо у нее было не скуластое, а просто худенькое и симпатичное. В довершении нужно сказать о глазах. Больших серо-голубых глазах. В минуты радости и душевного покоя они казались бирюзовыми, а от раздражения приобретали стальной оттенок. Она с двенадцати лет носила очки. А когда подросла, начала пользоваться контактными линзами.
Как это принято во многих русских домах, к столу она вышла неприбранная в купальном халате и с тюрбаном из махрового полотенца на голове. Обняла мать и выговорила ехидной фальшивой скороговоркой:
- Мамочка, я ведь тебя так люблю...
Пахло от нее цветочным мылом и влажным полотенцем. Валентина Николаевна только сказала:
- Катюша, сколько же можно говорить? Неужели тебе трудно переодеться?
- Мамуля, я ведь не в гостях,- не прислушиваясь к ней, выговорила дочь.- Или я так на Бабу-Ягу похожа?
- Ну что ты говоришь, Катя?!- Валентина Николаевна укоризненно покачала головой.- Но это дурная привычка – вот так появляться на людях.