Промчались полем, миновали лесок, нырнули в лощину, пролетели какую-то деревушку. То ли это и были те самые Малые Семёнычи, к которым они раз уже выходили, только, видимо, с другой стороны, то ли другое какое селение. За этой деревней виднелась другая. И в предполье той деревни, где сидели немцы, сразу, с ходу вступили в бой. Всё произошло быстро.
– В цепь! В цепь! Вашу мать!.. – орал штабной старший лейтенант в новеньком полушубке.
– Интеллигент, а матюгами пуляется! – одобрительно отозвался взвод.
– Где немцы?
– А вон там, в хатах.
– Что это за деревня?
– А хрен её знает. Тебе-то какая разница, старшина?
– Вперёд!
Уже и так понятно, что вперёд.
Танки полезли через овраги. Снесли изгороди по краю огородов. На ходу бестолково палили из пушек в сторону деревни. Снаряды их рвались за дворами и перед ними, подбрасывая вверх сивые от снега столбы взрывов.
– Ребятушки, не отставать! – кричал старшина, размахивая винтовкой Калинкина.
Они гурьбой – какая там цепь? – бежали по танковой борозде, едва поспевая за своей «тридцатьчетвёркой».
– Эх, старшина, сейчас грохнут нашу «коробочку»! Восьмидесятивосьмимиллиметровка бьёт! – закричал артиллерист, указывая на одинокий стожок на краю деревни.
Оттуда, из-под стожка, часто вспыхивали дымки выстрелов. Болванки со свирепым воем пролетали над их головами. Одна из них ударилась неподалёку, левее, и, отрекошетив от мёрзлой земли, вырвалась из-под снега и с упругим вибрирующим стоном ушла дальше по курсу, лишь немного изменив угол. А взвод старшины Нелюбина обдало снежной пылью и ужасом. Не дай бог оказаться на пути у этой сатаны.
– Стрелок-то не ахти, – заметил всё тот же артиллерист и вдруг рванулся вперёд, вскочил на корму танка и прикладом винтовки начал стучать по башне.
«Тридцатьчетвёрка» остановилась. Открылся люк. Показалась голова танкиста. Башня тут же сделала доворот. Один за другим прогремело несколько выстрелов. Но, должно быть, и в танке стрелок был неважнецким. Тут же несколько болванок врезались в броню танка. «Тридцатьчетвёрка» вздрогнула. От удара с брони сдёрнуло грязный снег. Башню окутало дымом, а через минуту яркое пламя ударило из люка.
– Глотова тоже убило! – закричали залёгшие бойцы.
И точно, артиллериста на броне не было. Не разглядел его старшина и на снегу возле танка.
– Вот садят, сволочи!
– Пожгут танки!
– Эх, сейчас бы сюда мой «самовар» и десяток мин, – сказал один из миномётчиков.
Но левее несколько «тридцатьчетвёрок» уже ворвались в деревню, уничтожили там пулемётные гнёзда и миномётные позиции, развернулись и атаковали немцев во фланг и с тыла. Нелюбин и его бойцы увидели, как из-под стожка сыпанул в разные стороны расчёт 88-мм зенитки.
– Вот так и нас давили, – злорадно скрипнул зубами кто-то из артиллеристов. – Сейчас пойдут наматывать шинельное сукно на траки…
– Становь пулемёт! Живо! – закричал старшина Нелюбин пулемётчикам.
Те уже залегли за «максимом», и через несколько секунд в сторону позиции немецкой зенитки ушла трасса. Бойцы палили из винтовок и с жадным злорадством наблюдали, как пулемётная трасса подбирает разбегавшихся немцев. Одного за другим. Пулемётчики во взводе старшины Нелюбина оказались опытными.
Вошли в деревню. Стали прочёсывать двор за двором. В сенном сарае, откуда только что стрелял пулемёт, нашли двоих немцев. Те стояли у задней стены, тяжело дыша и затравленно глядя по сторонам. Один из них, постарше, что-то сказал, и немцы тут же торопливо бросили под ноги винтовки и подняли руки.
– Тихо, тихо, ребятушки! Этих – берём! – пытался остановить бойцов старшина. – Это не пулемётчики!
Да где там? Бронебойщик первым кинулся вперёд и вонзил свой штык в живот одного из немцев. На другого тоже накинулись и забили прикладами.
– Вы что?! Озверели! – кричал старшина, растаскивая своих бойцов и чувствуя, что взвод выходит из повиновения.
– Отойди, старшина! – рычал бронебойщик.
Кто-то из артиллеристов оттолкнул его и замахнулся прикладом:
– Это им за Глотова!
– За танкистов!
Старшина на четвереньках выполз из сарая, сунул в рот горсть снега.
– Господи, господи… – шептал он.
Бой вскоре утих. Прибежал старший лейтенант. Заглянул в сарай. Увидел старшину, засмеялся:
– Живой, взводный?
– Живой. Одного потеряли. И танк наш сгорел. И звери мои… пленных покололи.
– Правильно сделали, – сказал старший лейтенант и снова нервно засмеялся: – Не до пленных сейчас. Слушай приказ: место сосредоточения – вон та лощина в ракитнике. Видишь? Атакуем вдоль неё направлением на соседнее село.
«Тридцатьчетвёрки» уже выходили на исходные. И в это время вдоль горящих дворов заскользили лыжники в белых маскхалатах. Это наконец подошёл лыжный батальон, который и должен был вместе с «тридцатьчетвёрками» атаковать деревню, но опаздывал с выходом на исходные, и потому в десант сунули сводную роту, набранную из остатков растрёпанных частей.
– Смотри, лыжники-то все с автоматами, – с восхищением смотрели на них бойцы старшины Нелюбина.
– Ну, эти им дадут сейчас!
– И «самовары» волокут, – заметили миномётчики.