Танец бабочки-королек

Нет уж, подожди, и командарм сильнее сжал телефонную трубку. Что это ты заторопился раскланяться, как только речь зашла об артполках, которые по твоему приказу из состава армии снимают чуть ли не ежедневно?

– Товарищ Соколовский, вам неверно доложили. Из армии взяты четыреста восемьдесят шестой и триста двадцатый артполки РС. Как видите, вам докладывают неверно. Всё.

– Взяты: один дивизион РС и взят один артполк. У вас осталось: три артполка и три отдельных артдивизиона. Силы вполне достаточные. Прошу заставить штаб разобраться с противником, ибо, в оценке противника, вы стоите на неправильной точке. Группа Шеваллери – это батальон, который был брошен в бой у Боровска и потрёпан уже давно. Двести шестьдесят седьмая дивизия у вас не значится как дивизия, не исключена возможность, что у вас есть отдельные небольшие подразделения этой дивизии, она у Говорова. Двести девяносто вторая пехотная дивизия в основном действует против Говорова. У вас тоже небольшие подразделения. Пятнадцатая пехотная дивизия тоже не у вас, у Голубева. Таким образом, по существу, перед вами сто восемьдесят третья и двести пятьдесят восьмая пехотные дивизии, о которых вы сами неоднократно докладывали, что они вами разбиты. Причём разбиты были, как вы докладывали, уже несколько раз. Всё.

Это был уже не бой, а сражение. Командарм вспомнил, как его собеседник торопился сказать «до свидания» по телефону в день прорыва немецких танков на Кубинку. Нет уж, драться так драться – до конца.

– Прошу выслушать. Первое. Повторяю, что из тридцать третьей армии в два часа ночи приказом свыше выведены четыреста восемьдесят шестой и триста двадцатый артполки РС. Как видите, нашу армию ослабили сильно. И это – перед штурмом Вереи. Второе. Пленных двести шестьдесят седьмой пехотной дивизии могу вам представить. Они из четыреста шестьдесят седьмого и четыреста восемьдесят седьмого пехотных полков. Двести шестьдесят седьмая дивизия состоит именно из этих двух полков. Третье. Перед фронтом армии кроме двести шестьдесят седьмой пехотной действуют: двести пятьдесят вторая пехотная дивизия, двести девяносто вторая одним полком, а именно пятьсот седьмым. Двести пятьдесят восьмая пе́хотная…

Он перечислил все полки всех дивизий и закончил доклад следующими словами:

– От всех дивизий и полков, действующих перед моим фронтом, имел и имею пленных. Вам всё ясно?

– До свидания, – раздалось в трубке.

– До свидания, – сказал Ефремов.

Несколько минут в штабной избе длилось тягостное молчание.

– Ну, что затихли? – спросил командарм, оглядывая свой штаб: генерала Кондратьева, полковника Киносяна, комбрига Онуприенко, офицеров оперативного отдела, разведчиков, связистов.

– Что будем делать, Михаил Григорьевич? – растерянно развёл руками член Военного совета.

– Как – что? Атаковать Верею! Выполнять приказ комфронта! Только вначале её нужно основательно блокировать. Действовать так же, как действовали в Боровске. И, прежде всего, основательно обрабатывать их оборону артиллерией и миномётами на участках намечаемого прорыва.

Вечером, когда выпала свободная минута, уже остыв и успокоившись после неприятного разговора с начштаба фронта, командарм набил табаком трубку и вышел на крыльцо. Часовой, увидев его, отдал честь, неумело взяв на караул. Командарм кивнул ему:

– Вольно. Как идёт служба? Валенки греют?

– Служба идёт хорошо! – бодро, промёрзшим голосом ответил часовой. – Валенки греют!

Изредка за деревней, в поле и в лесу, рвались снаряды. Боеприпасов немцы не жалели. Он прислушивался к ударам канонады. Гудело не только в стороне Вереи, но и справа, и слева. Он пытался представить, каково сейчас, в этот мороз, его бойцам в поле, под огнём. Но мысли всё же возвращались к разговору с Соколовским. Ведь он меня не слышал, подумал командарм, восстанавливая в памяти диалог, всю нестройную двусмысленную его логику. Почему он оглох, когда речь зашла о выведенных из состава армии артполках? Или Жуков действительно об этом не знает? И почему Жуков на этот раз не подошёл к аппарату сам? Если готовится удар где-то в другом месте, а их армии отводится вспомогательная, второстепенная роль, тогда всё понятно. Верею они дожмут и без подкреплений. И дожмут в кольце. Основательно блокируют и предложат противнику сложить оружие. По всем правилам. Слишком расточительно атаковать по всему фронту. Дивизиям не выдержать таких потерь. Боровск тоже был укреплён. Но разорвали их оборону, разогнали противника по улицам. И выкурили потом из домов и подвалов. Что-то там, в Ставке, происходит, чего мы тут не знаем. Или всему причина он, генерал Ефремов? В памяти всплыла та давняя папка с красными тесёмками. Нет, он, командующий армией, не может сейчас допустить ни единой ошибки. Ни единой. И дело конечно же не в артполках…

Он докурил табак, выколотил трубку, кивнул часовому и ушёл в избу, в тепло, в папиросный дым, в тихий говор людей и шорох штабных карт.