— Нет же, папочка, ты ничего не понял! Он не для меня, он совсем не для меня! И я никогда не смогу жить по его правилам. Ну ты же не хочешь, чтобы твоя любимая дочечка превратилась в его бесплатную прислугу? Ну как же ты не понимаешь?..
— Даже если так, — безапелляционным тоном прервал ее стенания отец. — Ничего страшного с тобой не случится, если тебе придется делать кое-что по дому. Это не так страшно, как оказаться без денег, уверяю тебя. А Андриановы без них никогда не останутся. Кто другой может и пролетит, как трусы над баней, но не Андриановы. За Кириллом ты никогда не познаешь нужды, с голоду не вспухнешь. Ну а прислуживать… За все в этой жизни надо платить, дорогая моя. Просто так никто никому ничего не дает, красивые глазки если когда и помогают, то впоследствии за них все равно будет выставлен счет. Так что возвращайся обратно, к мужу. Ну а если не хочешь быть прислугой, сделай так, чтобы он понял, что ты предназначена для других целей. Тут уж я, извини, даже советом помочь не смогу, это вопрос к матери.
Тамара сжала губы. Ничего себе, вот тебе и папочка! Любящий отец, называется!
— И ты что же, выгонишь меня силой? Если я не хочу к нему возвращаться?! Ты что же, выгонишь меня на улицу, выставишь вон, да? Я же сказала тебе — я развожусь, я не вернусь к нему! Если я тебе мешаю здесь — пожалуйста, я с превеликим удовольствием уйду жить отдельно. Купи мне квартиру, и я не буду мозолить тебе глаза своим присутствием, если я с каких-то пор стала так уж раздражать тебя. Купи мне квартиру, папа!!!
Семен Львович отошел от стола к окну, отвернулся от дочери, словно боясь взглянуть в ее глаза. Только после довольно длительной паузы ответил:
— Я не могу купить тебе квартиру…
— Ой, папа, брось! — взорвалась Тамара. — Кому теперь это надо?! Кого волнует — одна я живу или под строгим родительским присмотром?! В конце концов, это ханжество — когда все всё знают, кто с кем когда и сколько, но стыдливо прикрывают глаза. Можно подумать, ты не знал, что мы с Кириллом и до свадьбы очень даже весело проводили времечко! И можно подумать, ты не догадывался, что он у меня далеко не первый. Ведь знал, прекрасно знал! И все вокруг если и не знали наверняка, то уж как пить дать догадывались! Да кого это вообще волнует в наше время? Но даже если кого-то еще и волнует, то в моем случае условности соблюдены: до свадьбы я жила с заботливым папочкой, потом меня торжественно передали на попечение мужу, зато уж после развода я могу жить, как хочу! Потому что даже самые махровые моралисты не смогут меня в чем-нибудь упрекнуть! Купи мне квартиру, папа! Я уже взрослая женщина и хочу жить отдельно!
— Я не могу купить тебе квартиру, — тихо повторил Зельдов. — Не могу…
— Интересно, — с сарказмом спросила Тамара. — И что же тебе мешает?! Или ты вдруг заразился от Андриановых жадностью?
— У меня нет денег…
На какое-то мгновение Тамара оцепенела — уж такого-то ответа они никак не могла ожидать. Потом скривилась:
— Ой, можно подумать! И куда же это они у тебя все подевались?! Так и скажи — жалко.
Семен Львович резко повернулся к дочери, посмотрел в ее глаза:
— Если бы было жалко, вы бы с Софьюшкой до сих пор носили ситцевые платья!
Неизвестно, то ли его слова подействовали на Тамару как-то по-особенному, или же было что-то страшное в его глазах, но дочь вдруг поверила ему, испугалась, притихла.
Зельдов вернулся к столу, но на сей раз сел в рабочее кресло, и только после этого продолжил тихим заговорщицким голосом. При этом в глазах его появилась какая-то тоска и неуверенность:
— Я не хотел пугать вас раньше времени. Мама с Софьюшкой пока еще ничего не знают. Ты не говори им, не тревожь, не надо. Пока еще не все так страшно, я надеюсь, еще все утрясется…
— Что случилось? — напряженно спросила Тамара. В голове тревожно зазвенели колокольчики: ох, что-то будет, что-то будет?
— Илюша, — почти простонал отец. — Илюша прокололся. Он любит играть на грани фола… Да тем более бывшему советскому человеку избежать уплаты налогов — не преступление, а вроде как доблесть. А вот для американцев — это едва ли не самое страшное преступление…
— Что, попался? — обеспокоено, но все еще не понимая, какое отношение к ним могут иметь неприятности заокеанского родственника, спросила Тамара.
Отец кивнул:
— Угу. Прокололся по полной программе. Четыре года с уплатой всех налогов и штрафных санкций. Плюс расходы на адвоката. У него практически ничего не осталось…
Тамара вздохнула. Да, неприятно, конечно, все-таки не чужой человек, брат отца…
— Жалко… Только мы-то тут причем? Это же его личные проблемы. В конце концов, кто ему мешал платить налоги, как положено? Мы же не можем отвечать за его глупости.