Танец белых одуванчиков

Поцеловал нежно в глазки закрытые, чмокнул в курносый нос, в розовое маленькое ушко. Светлана откинула голову назад и чуть набок, с готовностью подставляя шею под его поцелуи. Лежала под ним, как десерт на тарелочке: вся такая беленькая, пушистая, мягкая, как взбитые сливки. Кирилл плавно опускался: от сладкой нежной шейки перешел к пышной белой груди. Соски, как бутоны — и языком ласкать не надо, и без того налитые, торчат вверх, как маленькие солдатики. А приласкать-то все равно хочется. Кирилл прильнул губами к одному из них, поиграл немного. Чуть отстранился, словно бы любуясь произведенным эффектом. Ничего не изменилось, такие же. Вот только круги вокруг какие-то темные стали, не девичьи. Да уж, конечно, откуда им, девичьим взяться.

Скользнул еще ниже. Руки нахально прокладывали путь в сокровенные глубины. Светлана ахнула, и подалась вся навстречу его настойчивым пальцам, выгнулась назад, насколько позволяла подушка. Кирилл как раз ласкал ее живот. Отшатнулся, посмотрел подозрительно. Погладил рукой, снова присмотрелся.

— Эй, — спросил. — Ты у меня что, пивными дрожжами питаешься, что ли? Растешь прямо не по дням, а по часам. Я, конечно, не возражаю, мне твои пышности очень даже ничего, даже очень волнительны твои пышности. Да только ж ты не переборщи. Смотри вон, живот, как у бабы беременной. Это уже лишнее. Придется мне тебя, Мышь, на строжайшую диету посадить. А то раздобреешь так, что и в кровать-то не поместишься. Что я тогда буду с тобой делать?

Света скукожилась, как от удара. Всё, пришло время. Дальше не утаишься…

Кирилл понял ее реакцию по-своему:

— Э, дорогуша, ты еще расплачься. Я же пошутил. Ну, неправ — некорректно пошутил, каюсь. Я ж не со зла. Я ведь раньше худышек любил, чтоб кожа да кости, чтобы каждое ребрышко отдельно обхватить можно было. А ты вот меня своими пышностями прельстила почему-то. Да только я бы хотел, чтобы ты такая же осталась. И худеть не надо — тебе не пойдет, ты и должна быть пышненькая, но во всем ведь нужна мера, да? Просто клади в свой шикарный борщ с клюковкой чуть поменьше сметанки, договорились?

Светлана тихо ответила:

— Не поможет.

Кирилл с готовностью отозвался:

— И хлебушка поменьше. Картошки тоже. Лучше на мясо налегай с овощами — шикарная диета, честное слово! У меня мама на ней постоянно сидит. И сыта, и не поправляется ни капельки.

— И диета не поможет, — еще тише ответила Светлана.

— Что, уже пробовала? Ну ладно, что ж теперь, помирать, что ли? Не всем быть худыми и бледными. Так и быть, беру, заверните…

Кирилл вновь прильнул к ее животу, демонстрируя, что не стоит принимать его замечание всерьез. Продолжил было любовную игру, да Светлана отстранилась:

— Не надо, Кирюшенька. Подожди.

Кирилл расстроился:

— Что, все-таки обиделась? Ну вот…

Прилег рядышком и притих. И Света молчала, набиралась смелости для решительного заявления. Для расставания. Потому что беременная она ему наверняка не нужна. И небеременной-то неизвестно с какой радости заинтересовался, а уж с пузом, с проблемами…

Вздохнула глубоко-глубоко, то ли от переживаний, то ли просто набирая воздуха для предстоящего объяснения, сказала просто, без затей:

— Знаешь, Кирюшенька, не помогут мне диеты. Надо просто подождать немножко, потом сама вернусь к прежнему весу. Может, правда, поправлюсь немножко, а может вообще похудею. Но это потом, позже. А пока…

Кирилл молчал, пока еще не понимая, к чему она клонит. Извечные бабские дела, диеты, похудения, каждодневная борьба с собственным телом. Неинтересны ему эти проблемы.

— Ты, Кирюшенька, только не сердись на меня, ладно? Не кричи сразу, не ругайся, сначала выслушай. Я ведь не собираюсь вешать на тебя свои проблемы. Я со всем справлюсь сама, ты не бойся. И Тамара твоя ничего не узнает. Никто ничего не узнает. Даже моя мама… Она не знает, кто ты, она только видит мою счастливую мордочку, а кто ты такой — даже не догадывается. Я ей ничего о тебе не рассказывала. Никто ничего не узнает, тебя никто не осудит, Кирюша. Это мой выбор. Сознательный…

Что за ерунда? О чем это она? Какая-то белиберда. Кто его не осудит? За что его не осудят? И о каком выборе она говорит?!

— Я что-то резко перестал тебя понимать. Попробуй еще раз, хорошо? С самого начала. И более внятно.

Светлана присела на кровати, спиной к Кириллу. Боялась увидеть разочарование в его глазах, страх перед ответственностью. Не хотела видеть его растерянным, особенно принимая во внимание, что видит его наверняка в последний раз.