Читаем Танец блаженных теней (сборник) полностью

Миссис Фуллертон и так терпеть не могла супермаркеты – те сбили цены на яйца. Мэри вытряхнула из пачки последнюю сигарету и отдала ее старушке, сказав, что у нее в сумке лежит еще целая пачка. Старушка любила покурить, но угостить миссис Фуллертон можно было, только застав ее врасплох. «Посидела бы с малышами – вот и заработала бы на сигареты», – подумала Мэри, и в то же самое время ей была по сердцу этакая несговорчивость миссис Фуллертон. Уходя от нее, Мэри всегда чувствовала себя так, словно пробиралась через баррикады. И дом, и двор казались такими самоуверенно-независимыми со всей этой замысловатой и, казалось, незыблемой системой овощных грядок и цветочных клумб, яблонями и черешнями, проволочными загонами для птицы, клочком земли под клубнику и деревянным настилом, несчетным количеством грубо сколоченных темных сараюшек для кур, кроликов или коз. Здесь не было четкого и ясного плана, здешний порядок не был понятен постороннему взгляду, хотя само время довершило то, что казалось бессистемным. Это место стало непреложным, неприступным и казалось вечным – со всей этой грудой шаек, метел, кроватных пружин и даже стопками полицейских журналов на заднем крыльце.

Улица, по которой шли Мэри и Денни, во времена миссис Фуллертон называлась Деревенской, но теперь на картах этого района она значилась как Вересковая аллея. Район назывался Цветущий Сад, и все улицы там носили цветочные названия. По одну сторону дороги тянулась голая сырая земля, канавы были полны воды. Досками соединялись берега канав, доски же вели к дверям новеньких домов. Новехоньких, белых, сияющих домов, усевшихся бок о бок длинными рядами над разверзшейся раной земли. Мэри считала их белыми, хотя, конечно, это было не совсем так. Частично они были снаружи оштукатурены, а частично обшиты деревом, но только оштукатуренные части были белыми, прочие же сияли разнообразными оттенками голубого, розового, зеленого и желтого – яркими и свежими. Год назад, как раз в это время, в марте, сюда явились бульдозеры, чтобы смести с лица земли густой подлесок и громадные дерева горного леса, и вскоре меж валунов и покореженных могучих пней этой еще не оправившейся от немыслимого потрясения земли начали прорастать дома. Поначалу они были хилыми – только свежесрубленные деревянные скелеты маячили в холодных весенних сумерках. Но дома обрели крыши – черные и зеленые, синие и красные, стены покрылись штукатуркой и деревянными планками. В окнах появились рамы и стекла с новенькими наклейками «Окна Мёрри» и «Паркетные полы Френча», и стало понятно, что дома эти – настоящие. Их будущие жители приезжали по воскресеньям месить окрестную грязь. Эти дома предназначались для таких, как Мэри с мужем и сынишкой, – людей с небольшим достатком, но обширными надеждами на будущее. Среди тех, кто знал толк в адресах, Цветущий Сад считался пусть и не таким шикарным районом, как Сосновые Холмы, но куда более предпочтительным, нежели Веллингтон-парк. Ванные в этих домах были прекрасны – с трельяжами, керамической плиткой и цветной сантехникой. Кухонные шкафчики были из светлой березы или красного дерева; и в кухне, и в эркере-столовой висели медные светильники; декоративные кирпичные кадки под стать облицованным каминам разделяли гостиные и холлы. Просторные светлые комнаты, сухие подвалы, вся эта прочность, безупречность как будто отпечатались на фасаде каждого дома, отпечатались ясно и с достоинством на их простодушно-одинаковых лицах, спокойно глядевших друг на друга по всей улице.

Поскольку была суббота, народ копошился на приусадебных участках. Кто рыл дренажные канавы, кто обустраивал рокарии, кто прибирал и жег обрезанные ветки, а кто мел дорожки. Обуянные соревновательным духом, люди работали неистово и энергично, и все-то для них было в новинку, ибо они были не из тех, кто привык к физическому труду. Они проводили так все субботы и воскресенья, чтобы через год-два здесь появились зеленые террасы, стены из камня, живописные аккуратные цветочные клумбы и декоративные кустарники. Сегодня, наверное, копать было трудновато – земля отяжелела после дождя, шедшего всю ночь и все утро. Но день выдался ясный, сквозь прореху в облаках проглядывал длинный узкий треугольник неба, синевший по-зимнему изысканно и холодно. По другую сторону дороги за домами высились сосны, ветер не слишком нарушал их увесистую симметрию. Со дня на день эти сосны должны были лечь под пилой, чтобы уступить место торговому центру, обещанному жителям при продаже домов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее