— Я знал, что времени у меня осталось в обрез, — еле слышно прошептал Киракис. — Больше всего на свете я хотел провести это время рядом с тобой, чтобы хоть как-то компенсировать то, чего нам так не хватало прежде, чтобы помочь тебе приготовиться к новой роли… — Он закашлялся, ловя губами воздух.
— Папа! — голос Александра задрожал. — Я знаю, я так долго этого не говорил… Я люблю тебя, папочка!
В течение следующих двух недель Александр проводил у постели умирающего отца все свободное время. Порой он просто сидел у изголовья, прислушиваясь к дыханию отца, а иногда, когда Киракис был в сознании, они беседовали. В такое время Александру было трудно заставить себя поверить, что отец умирает. Тот, правда, стал очень бледен и сильно похудел, но Александр почему-то привык относиться к своему отцу как к бессмертному божеству. Даже после смерти матери, когда Александр впервые осознал, что и его родители — самые обыкновенные люди, он не мог представить себе, что и отца — живую легенду — может ждать такая же участь.
Однажды вечером, почувствовав себя непривычно бодрым, Киракис настоял, чтобы они поговорили по душам.
— Знаешь, Алекси, — сказал он, — мне было бы куда легче умереть, знай я, что ты остаешься не один. — И он выжидательно посмотрел на сына.
Александр покачал головой.
— Пока мне не посчастливилось встретить такую женщину, как мама, — сказал он.
— Хорошая жена и дети не менее важны в жизни, чем безграничная власть, — промолвил Киракис. — Даже более. Хотя сам я когда-то сомневался в этом. — Голос его затрепетал от волнения.
— Я в этом не сомневаюсь, папа, — сказал Александр. — Но только не уверен, что в моем лице достойная женщина обретет идеального мужа.
— Ты просто не пробовал, — слабо улыбнулся Киракис. — Знай я, что ты обзавелся семьей, я бы покинул этот мир без сожаления. Твоя мать… всегда так волновалась за тебя. — Он взял руку Александра и пожал её. — Она любила тебя.
— Она любила нас обоих, папа, — ответил Александр. Глаза его увлажнились.
Киракис едва заметно кивнул.
— Перед самой кончиной она взяла с меня слово — я пообещал, что у нас с тобой все изменится.
— Да, папа, так и случилось.
Киракис закашлялся, потом с трудом, превозмогая себя, продолжил говорить:
— Она хотела уйти с чистой совестью. Она просила меня положить конец обманам и тайнам… — Его снова пробил мучительный кашель. — Она хотела, чтобы я рассказал тебе… — И он забился в пароксизмах кашля.
— Не надо больше говорить, папа! — взволнованно воскликнул Александр, нажимая кнопку вызова медсестры. — Полежи спокойно. Тебе надо отдохнуть.
В палату влетела медсестра. При одном взгляде на Киракиса, она поспешно включила аппарат искусственного дыхания и попросила
Александра покинуть палату. Вскоре туда вошли врач и ещё одна медсестра. Стоя в коридоре, Александр ловил обрывки доносящихся наружу слов, но разобрать ничего не мог. Тогда он приник ухом к двери, но врач и сестры переговаривались вполголоса, и он так ничего и не понял. Его охватил ледяной страх.
Вскоре подоспел и доктор Лэнгли. Он провел в палате Киракиса почти четверть часа и лишь потом вышел в коридор, чтобы поговорить с Александром.
— Опухоль разрослась и душит его, — сказал он. Затем, немного помолчав, добавил: — А в легких и вокруг сердца опять скопилась жидкость.
— Ему совсем мало осталось, да? — еле слышно спросил Александр.
— Боюсь, что да.
Александр возвратился в палату. Присев у изголовья кровати уснувшего отца, он призадумался. Да, он отчаянно молился, чтобы произошло чудо, но в глубине души понимал: все кончено. Он попытался припомнить последние слова отца. Что он хотел сказать? Александр напряг память, вспоминая, что говорила ему мать перед смертью. Она тоже пыталась что-то объяснить ему, но слова её были тогда столь же непонятны, как и отцовские — совсем недавно. Что за ложь и тайны он имел в виду? Александр нахмурился, пытаясь понять, в чем дело.
Почти сразу после полуночи Константин Киракис впал в кому. Всю ночь и почти весь следующий день Александр просидел рядом. За все это время его отец ни разу не приходил в сознание. Неся безмолвную вахту у постели умирающего, Александр, не переставая, размышлял об отце. Он пытался представить, что тот испытывал в последние месяцы, чувствуя приближение неминуемого конца, но тем не менее продолжая оберегать сына от ненужных волнений. Александр был безмерно счастлив, что им с отцом удалось помириться. Только теперь он начинал понимать по-настоящему, как много значил для него отец.
В четыре часа дня доктор Лэнгли вновь, уже в третий раз за один день, заглянул в палату Киракиса. Время его дежурства подходило к концу и он собирался уходить.
— Вам бы тоже следовало отдохнуть, — посоветовал он Александру. — Думаю, что сегодня ещё ничего не произойдет. Езжайте домой. Или сходите в ресторан. К друзьям. Куда угодно, но только не оставайтесь здесь.