Танец для двоих

Пока Дженкинс возился с чайником, я рассказала ему, чем занималась в течение недели. Дженкинс был высокого роста. Его волосы были едва тронуты сединой. На щеках и переносице виднелись голубые прожилки. Он держал себя в форме. У него были большие сильные руки и крепкие ноги, одетые в вельветовые бриджи. На широком лице выступал тонкий нос. Я восхищалась его глазами. Они были голубыми и очень яркими.

Дженкинс угостил меня шоколадным печеньем, которое он хранил в жестяной банке на полке за креслом. Мой живот был набит остатками тетиного ужина, но я съела печенье, чтобы не обидеть его.

— Ты похудела. Съешь еще одно!

— Спасибо! Я действительно больше не могу. Чем ты сейчас занимаешься?

— Твоя тетя захотела посадить ананасы. Я объяснил, что наш климат не совсем подходит для этого. Но ты же знаешь, если ей придет что-то в голову, ее уже невозможно переубедить. Я должен буду сделать деревянную раму, утеплить ее навозом и поставить в самое защищенное место… Жуткая семейка, их фантазии переходят все границы.

Отец говорил без улыбки, но в его голосе слышалось истинное восхищение. Он, более чем кто-либо другой, имел право жаловаться на переменчивое настроение сестер Отуэй. Когда моя мама полюбила Дженкинса, он был молодым помощником садовника. Он только устроился на работу к тете. Ему исполнилось восемнадцать лет, и он был потрясающе хорош собой. Мама была на четыре года старше. Она, не задумываясь, соблазнила его. Когда она поняла, что беременна, было уже поздно что-то делать. Мама вынуждена была родить меня. Тетя посвятила себя моему воспитанию. Она говорила, что мама была не способна ухаживать за ребенком. Тетя настаивала, что мы должны скрывать имя моего отца. Она опасалась скандала. И жутко боялась реакции Р. Д. Его собственное поведение было на редкость переменчивым, даже эксцентричным, но он терпеть не мог экстравагантности в других. Я подозреваю, что тетя с радостью держала бы в секрете имя отца и от меня, но она была порядочным человеком и считала несправедливым лишать Дженкинса дочери. Мне разрешалось встречаться с ним. Мы замечательно проводили время вместе, пока он ковырялся в саду с растениями. Тетины друзья, глядя на нас, говорили: «Как мило видеть эту малышку и Дженкинса. Он почти как член семьи. Безгранично предан всем вам!» Они знали, что говорили. Многие из них пытались переманить Дженкинса. Никто не умел выращивать розы или свежие овощи так же хорошо, как он. Тетя отвечала: «Дженкинс — хороший человек. Несговорчивый, даже упрямый, но прямой и честный до мозга костей».

Настоящее имя отца было Джонас, но он предпочитал, чтобы все называли его Дженкинсом. Он отчаянно любил мою мать и хотел жениться, но она только смеялась над ним. Он говорил мне с грустью: «Твоя мать еще не готова к замужеству. Ничего. Я подожду».

Он продолжал ждать. Маме исполнилось сорок два. Она уже трижды была замужем. Все ее замужества были кратковременны, она так и не успела подарить мне братика или сестричку. Но Дженкинс не терял оптимизма: «Она придет ко мне, когда будет готова. Она единственная женщина, которая мне нужна, а я единственный мужчина, который сможет приручить ее. Наступит день, когда она устанет порхать с места на место и мы станем мужем и женой». Я же в глубине души считала, что отец слишком хорош для нее.

— Что нового у тебя дома? — спросил он, размешивая ложечкой чай. — Как поживает твоя соседка? Та самая, высокого роста, с рыжими волосами, которая хочет играть в пантомиме? Забыл, как ее зовут, Тоффи?

— Тиффани. Она хочет стать драматической актрисой. Я никогда не видела ее на сцене, но уверена, что у нее есть будущее. Бедняжка, ей недавно пришлось выдержать жестокий удар.

Я рассказала отцу о Монтегю Браузе. Он искренне посочувствовал. Отец любил выслушивать мои истории и всегда мог дать хороший совет.

— Как там Пирс? Смешное имя, впрочем, я думаю, что Джонас ненамного лучше. Ты продолжаешь встречаться с ним?

— Да, продолжаю.

— Ага.

— Одно только… Он… Он несколько грубоват.

— Грубоват? — Дженкинс набил трубку табаком. Связки лука и пучки лаванды, развешанные гирляндами за его спиной, оставляли причудливые тени на белой стене. — Если мужчина груб с женщиной, то вряд ли он любит ее. Скорее ненавидит. Ты должна знать об этом. Я не собираюсь читать мораль, но вижу: он может причинить тебе боль. Помни об этом, Виола!

Меня насторожили слова отца. Пирса по ночам мучили кошмары. Он ругался во сне и скрипел зубами. Очевидно, ночью темная часть его существа рвалась наружу. Мне это казалось опасным и интригующим, и я более, чем когда-либо, желала продолжения нашего романа.

Когда часы пробили половину одиннадцатого, я собралась уходить. Несмотря на все протесты, Дженкинс вызвался проводить меня. Он освещал дорогу до садовой калитки. На небе не было туч. Луна освещала цветочные клумбы и отражалась в воде каналов.