— Итого, резюмируя мой гениальный план, — сказалОднорукий, выгибая спину, как кот. — Первое: с помощью вон тойголовёшки, мы инициируем твою смерть. Так как этот зомби был до этого пропитанчёрным пламенем, да и вдобавок выглядит… — Беловолосый посмотрел на высохшуючёрную, как уголь кожу, тонким слоям обтянувшей череп. На ней то тут то тампроступали трещины, глаза исчезли, образовав чёрные колодцы, кривые зубыпотемнели, ушей, бровей и волос на остатке головы не было. — В общем говоря,вряд ли эти кретины смогут опознать это. Благодаря этому, ты избавишьсяот любого, ну или почти любого преследования и сможешь вести свою тихую, мирнуюжизнь, так сказать, — Виктор смотрел на него подозрительным взглядом. «Какбудто я ему в “МММ” вступить предлагаю!» Второе, — Однорукий загнулвторой палец на протезированной правой руке, — я, наконец, смогу вернуться вряды Инквизиции, обрести церковное имя, возвратить законные выплаты и, наконец,выбьюсь из сраных крестоносцев. Ну и третье: от нас, наконец, отвалятвсе эти сраные лощённые выродки. Человек, известный как Виктор Зверев потерялголову здесь, — Однорукий указал на почерневшую голову Кинжала, — а я очищусвоё имя и смогу вернуться героем, а не дезертиром. Как тебе план?
Виктор поворошил угли в костре, отчего пламя взвилосьвыше. Его обдало жаром, хотя руки ещё дрожали от впитанной силы. Как толькоОднорукий заговорил, он, Виктор, сразу понял, что иного выхода у него нет. Ночто-то в душе его колебалось и словно говорило: «Нет, ты не можешь такпоступить. Если согласишься — ты станешь изгоем. Тебя оболгут, сделают убийцейи преступником, твоё имя станет синонимом слова “предатель”. Этого ли тыхочешь? Чтобы на каждом углу, в каждой подворотне тебя поминали, как лживого,двуличного лицемера?»
— Нет, — сказал Виктор так, словно защищаясь откого-то, — это неправильно.
— Чего?
— Я говорю, что это неправильно, — повторилнеуверенным, сбитым голосом парень, — я ведь… Не предатель, не дезертир, нелжец… Всё же наоборот! — Он видел удивлённое лицо Однорукого, как по его обожжённомулицу скользит сомнение и недовольство. — Тебе-то проще придерживаться такогоплана. Ты хочешь закрепить меня в памяти всех, как последнего ублюдка? И что тыдумаешь, они правда поверят в эту лживую сказку? Ты со мной прошёл стольковсего, а им вдруг объявишь, что я предатель! А как сам будешь оправдываться,что в глаза не рассмотрел мою «истинную» суть?
— Что ты раскричался, как баба? — Однорукий поднялсяи отряхнул снег с ног. — Сам ведь прекрасно понимаешь, что другого выхода у наснет. Да, так ты останешься отродьем в их глазах, но что с того? Тебе-то ужекакая разница, Витя? Не понимаешь разве, что с этого самого дня Виктора Зверевабольше нет? Хорошо, хорошо! — крикнул в приступе гнева Однорукий и пнул рядомнаваленный хворост так, что он разлетелся в разные стороны. — Давай дождёмсяприбытия Инквизиции, они же нас, блин, выслушают и поймут. На что ты надеешься,придурок?! Если они будут слушать меня одного, в окружении остатков демонов,то, быть может, и поверят, но как только, как только они увидят тебя, —Беловолосый зло ухмыльнулся, — то сразу упакуют и бросят в «Лёд», если управыпохуже не придумают. Так, спрашивается, какого хрена ты оправдываешь своюрепутацию хорошего парня? Честь на жизнь хочешь променять, кретин? Мне тебеправда надо объяснять, как работает эта сраная жизнь?
Виктор потупил голову, чувствуя, как голоса,десятки, нет, сотни отрешённых гулких, завывающих голосов, звенят в его голове.Они нашёптывали ему ложь и правду, он слышал твёрдый, глубокий голос Быка,скрежет голов Когноса и ещё, вой простых людей, которые что-то кричали. Эхомони кричали и стихали, чтобы вновь разойтись в молящем крике.
— Да, расплачься, — ввернул Однорукий и положил рукуВиктору на плечо, — это нам не поможет. Может, я, конечно, ошибаюсь, какие утебя есть варианты? Знаешь ли, времени у нас не так много, как я слышал, даже всамой глубине Язычника разбросаны датчики, детектирующие выбросы энергии.
— Да… — нехотя протянул Виктор, усилием волиподавляя вздымающееся в нём сомнение и желание выйти сухим из воды. Видимо,ложь — это правда, а правда — это ложь, подумал про себя парень. «Что же,выбора у меня нет». — Чёрт с тобой, Однорукий, ты прав. Надо рвать когтиотсюда.
«Только вот куда?»
— Ты меня прости, Витя.
— Это за что?
— За всё что было и что будет, — сказал Однорукий,смотря в льдистые глаза своего друга. — Ты непременно услышишь, как из каждогоугла тебя дерьмом обливают, я, верно, тоже буду так делать, — Он короткопосмеялся, — но на свой счёт не бери.
— Не буду, — пообещал Виктор и почувствовал, как посердцу ползёт горечь. — Раз так, то вряд ли мы с тобой когда-нибудь теперьвстретимся, друг.
— Кто знает, как жизнь рассудит, — пожал плечамиОднорукий, — но скорее всего ты прав. Мне придётся лживо болтать о том, какойты ублюдок и стать примерным инквизитором, а тебе — скрываться, забыть о том,кто ты такой и стать новым человеком. Даже если мы и встретимся, то скорее, каквраги, а не как закадычные товарищи.