Танец любви

Муравьев опять почувствовал сильное сексуальное влечение. По телу шла дрожь. Он снял с пояса фляжку и предложил блондинке выпить вина. Она выпила. И тогда он обнял ее. Чувствуя рядом дыхание миловидной девушки, Антон вдруг сорвался с цепи… Обняв, прижав к себе, он жадно целовал ее лицо. Она не сопротивлялась и отвечала тем же.

«Что это? — мелькнуло у него. — Последний бой, что ли?»

Медсестра отвечала живо и порывисто. И тогда его вдруг осенило, что эта девушка была первой и единственной женщиной в его жизни здесь, в Таджикистане…

Как же он мог до этого сдерживаться!

Дальше уламывать ее не пришлось. Медсестра сама хотела его, сама хотела его…

Потом, когда Муравьев вышел из палатки, он, прежде всего, посмотрел в сторону Афгана, потому как оттуда наползали зловещие серые тучи…

34

На заставу вернулся Равиль Ахметзянов. После встречи с начальником Глеб был навеселе. Маша строго взглянула на него.

— Может быть, мне уехать в Москву?

Глеб нахохлился.

— Чем я тебя обидел?

— Я думаю, что мне все-таки следует уехать. Если ты стал выпивать, встречая и провожая, то, видимо, надо уезжать, ибо это плохой признак.

Сухомлинов подошел к Маше.

— Ты ведь сама без принуждения вышла за меня замуж. Между прочим, ты сама без принуждения поехала сюда.

— Мне скучно. До обиды скучно. Кругом горы. Всегда одна.

— Хочешь ребенка? Но ведь это не выход из нашего положения. Ты же сама сказала, что рановато.

— Ничего я не сказала. Может быть, устала. От этих гор, бесконечной стрельбы. И непонятного ожидания — чего, сама не знаю!

Глеб сел на табурет.

— Давай, я тебе помогу убрать в доме. Ведь вернулся Равиль. Теперь я буду больше бывать с тобою. А выпил? Виноват. Да, я помню. У тебя отец выпивал. Остались неприятные воспоминания. Так, Маша, больше не буду. Ты веришь мне?

…В канцелярии Ахметзянов, посмотрев на насупившегося Сухомлинова, понятливо засмеялся:

— Что, жена разгон дала? По себе знаю, бывает… Как скажет моя, мужиков надо держать в узде.

Сухомлинов утвердительно кивнул головой. Ахметзянов постучал карандашом по столу.

— Извини, но прапорщик задерживается. Придется тебе вместо него съездить в кишлак за продуктами. Это там, где черноокая Биба. И ты свободен… Думаю, что день сегодня будет спокойный.

У чайханы стояла Биба. Она сразу узнала Глеба и замахала рукой. Глеб остановился, решая, подойти к ней или нет. Но она уже шла ему навстречу…

— Давай отойдем в сторонку, — сказала она. — У меня есть для тебя что-то важное… Раджаб просил.

У Сухомлинова недоуменно поднялись брови. Но он отошел с нею в сторонку.

— Извини меня, капитан. Я люблю тебя.

Сухомлинов от неловкости даже вспотел. Биба продолжала поедать его наглыми глазенками…

Неожиданно его окружили боевики. Биба вспыхнула, покрывшись румянцем.

— Капитан, я тут ни при чем. Не думай обо мне плохо.

Заросший мужик загородил ее плечом.

— Я Ризван, — спокойно сказал он. — Твой шофер пусть уезжает. А ты пойдешь с нами.

— Ребята, да вы что? Зачем вам связываться с пограничниками? — Сухомлинов как-то пытался воздействовать на бандитов. Но те с красными, обветренными лицами упрямо молчали.

— Мы русских пограничников уважаем, — ухмыльнувшись, заметил Ризван. — Они здесь не по свой воле. Так что не волнуйся. Вот поговорим с тобою и отпустим… Зачем нам русские пограничники…

Сухомлинов понял, что он в капкане. Водителя разоружили и отправили по дороге на заставу.

«Вот она, Биба…»

Биба скрылась в чайхане и оттуда не показывалась. Сказал бы он ей пару ласковых.

Его посадили в машину и завязали глаза черным платком.

Ризван сел рядом, поставив в ногах автомат.

— Не бойся, командир. Мы не кусаемся. И убивать тебя не везем. А поговорить каждому полезно… Тем более, с самим Махмудом.

Всю дорогу Глеб не мог простить себе, как ловко его выловили. Лучше даже и не придумаешь.

«Извини меня, капитан. Я тебя люблю». Перед глазами будто на темном экране высвечивались ее глаза… Всласть налюбился!

Воображение не покидало его. Он чувствовал, что они едут по узкой тряской дороге в горы. Ехали медленно и долго. Если он мог как-то судить по времени, то не менее двух часов, а то и больше…

Бандиты не разговаривали, изредка обменивались короткими восклицаниями.

Глеб невольно вспомнил Машу. Что там будет, когда испуганный водитель появится на заставе? Глеб представил нерадостную картину…

Ахметзянов крыл матом солдата. А тот виновато жался к машине, понимая сердцем, что поступил плохо, оставив лейтенанта одного…

— Где твой автомат?

— Отобрали.

— Смотрите на него! У него отобрали автомат! Солдат называется!

Ахметзянов нарочито повернулся спиной к солдату и пошел в канцелярию. Он еще не знал, как сообщить это помягче жене Глеба, и надеялся, что после звонка начальнику штаба что-нибудь прояснится.

«Да, Маше будет тяжело, — думал Сухомлинов. — Может быть, ей действительно следует уехать в Москву. А как же без нее? Кто знает, может бандиты отпустят? Какой прок им от меня?»

Глеб и не заметил, как машина, налетев на камень, вздрогнула и остановилась. Один из бандитов открыл дверцу и что-то сказал на местном языке Ризвану.

— Вылазь, — сказал тот и помог Глебу выбраться наружу.