Танец меча

Они вышли на центр арены. Ее уже отделяла от зрителей борозда, которую прочертил плугом сле­пой белорогий бык. Когда борозда была завершена, быка заколол мечом опытный мясник Барбаросса. Бык, пошатнувшись, упал на колени. В ноздрях у него закипели розовые пузыри.

— Готово! — взвизгнул Барбаросса и, вспрыг­нув коленями на быка, выдернул застрявший меч. Клинок выбило из раны струей крови толщиной в руку. Горячая рана дымилась на холоде. Рыжая бо­рода Барбароссы пылала. Кровь, которой оказалось очень много, точно ртуть растеклась по борозде, пока не замкнула круг.

Лигул подал знак. Бельвиазер вырвал у кого-то факел и коснулся круга. Ровное белое пламя про­бежало по кровавой дорожке, поднялось до уровня пояса и застыло, как низкий ледяной забор. Бельви­азер, демонстрируя, провел над забором длинной дуэльной рапирой, и она мгновенно вспыхнула, прогорев и обломившись. Эссиорх метнулся к Ли­гулу, но врезался в сомкнувшиеся круглые щиты его охраны.

— Что это за пламя? Зачем оно? — крикнул он. Лигул погрозил ему пальчиком.

— Всего лишь страховка! Мне не нужны копья валькирий, как это было с Гопзием. В этот круг больше никто не войдет, а выйдет из него толь­ко один. И не раньше чем бой будет закончен и один из соперников умрет… Или оба — от голода и жажды.

— А правила?

— О, они простые. Правил нет. Есть два меча, два бойца. Нужен один труп. Оружие побежденного на­следует победитель. Все!

Лигул уронил платок, вспыхнувший под взгля­дом Прасковьи. Горнисты мрака, дуя медные щеки, захрипели двухметровыми горнами. Меф точно в полусне понял, что бой начался. Мрак улюлюкал, визжал, торопил. Сплюснутые, шрамами покрытые рожи облепили ограду.

Ближневосточные джинны, клянясь чем попало, принимали ставки. Ставок на Мефа почти не было, и джинны, быстро выкрутившись, принимали пари на другое: куда меч Арея нанесет первую рану. В ногу? В голову? В туловище?

— Ставлю триста на укол в сердце! — разомкнул губы Буонапарте.

— Не в сердце, а в глаз! В левый! — оспорил Сын Большого Крокодила и полез к Наполеону со своей громадной ладонью, которой тот осторожно кос­нулся двумя надушенными пальчиками.

— Рубящий удар! Пятьсот! — кровожадно вы­крикнул Барбаросса.

Арей точно ничего не слышал. Он неторопли­во прохаживался по арене, выставив меч кабаньим клыком. Он шагал с ленцой крупного зверя, не спе­шащего атаковать и знающего, что добыча от него не уйдет. Меф был удивлен. Обычно Арей атаковал сразу и убивал противника скорее, чем тот успевал вспомнить, чему учили его знаменитый маэстро Джордж Сильвер или четырехрукий горский божок Феркан, сноровисто работавший катаной, топором и сдвоенными кинжалами.

Теперь же Арей явно чего-то ждал. Меф, пригото­вившийся уходить от него быстрыми перемещения­ми, был сбит с толку. Глупо убегать от противника, который держит меч, как старик, собравшийся ру­бить капусту.

— В чем дело, синьор-помидор? Не хочешь на­последок обрадовать меня красивым боем? — с из­девкой спросил Арей и вдруг, скользнув клинком вперед, попытался уколоть Мефа в лоб.

Меф отбил этот удар потому только, что его веч­но применял Мошкин. Правда, шестом. Арей мгно­венно зацепился за его защиту, проломил и боковой частью меча несильно ударил Мефа по щеке. Меф понял, что это приглашение к бою.

— Ну, шевелись, женишок Прасковьи! Или тебя зарезать, как курицу?

Кровь бросилась Мефу в голову. Страх ушел. Если в первые секунды он напрягался, то теперь весь от­дался бою.

Недоверие к мечу, льдинкой коловшее его в пер­вые секунды, исчезло. Меч снова был его частью. Усиленный ножнами, он порхал как птица. Мефу казалось, он сражается рукой, в которой зажат лун­ный луч. Меч менял форму, обтекая клинок Арея, но всюду встречал глухую защиту. Меч Арея был сразу везде. Казалось, у барона мрака восемьдесят рук и каждая держит клинок.

Меф дрался не только мечом, но и локтями, ко­ленями, головой. Не упускал случая придержать руку Арея, чтобы подарить своему мечу лишнюю секунду. Готов был драться даже зубами — но случая пустить их в ход пока не предоставлялось.

Арей бился яростно и холодно. Двуручником он работал с проносом, используя его вес и инерцию. Резко атаковал, быстро менял стойки. С переводом меча вниз едва не оставил Мефа без ступни и сразу без жалости атаковал его навершием в скулу. Бусла­ев упал, перекатился и вскочил. В голове гудело. Глаз мгновенно закрылся. Мефу казалось: на месте скулы у него ледяной камень.

Порой, в короткие затишья, когда они отступали друг от друга, Меф удивлялся: да как же это? Время бежит, а он все еще жив. Это могло означать только одно: Арей не спешил. Да, на полную, да, без поща­ды, но не совсем. Грань была тонкой, и ощущал ее только Меф, хорошо знавший бывшего учителя. Со­стояла грань в том, что Арей сражался, а не убивал, как делал это всегда. И все это время Меф видел его испытующие, очень спокойные глаза.