Танец меча

Писателя Грибоедова он знал с детства и назы­вал его просто «Грыб». За это маленький Грыб тер­петь не мог крошку-Багрова и однажды, со словами «Excusez-moi! La tentation est plus que je peux gйrer!» [1], насыпал ему песочек в глаза, после чего был уведен за руку сконфуженной гувернанткой.

Голубь захлопал крыльями и камнем упал между вагонами.

— Ты осел! Он же скотчем закрученный! — Меф спрыгнул на пути и из-под колес стоящего поезда извлек злополучного голубя.

Когда Буслаев вылез, коротенький и широкий проводник замахнулся на Мефа тряпкой, которой протирал поручни вагона.

— Трогаемся сейчас! Хочешь, чтобы раздавило?

Не затевая ссоры, Меф смиренно принял сколь­зящий удар тряпкой и по очереди расправил голубю крылья. Три маховых пера на каждом были замота­ны скотчем. Они раскрутили ленту, и голубь, проко­выляв шагов пять, без удивления улетел, присоеди­нившись к стайке вокзальных голубей.

— Глуп как курица! Такое пережить и — никакой реакции! — возмутился Меф.

Он скомкал скотч и бросил его в урну. Заметив, что комок скотча летит мимо, Буслаев подправил взглядом вцементированное кольцо с урной. Любой нормальный маг, не обладавший его силами, конеч­но, предпочел бы проделать то же самое с бумажкой.

— А зачем скотчем, папа Матвей? Чтобы было же­стоко и кровожадно? — с надеждой спросил Анти­гон.

— Не-а, мы его ящиком поймали! Еще утром… ну и чтобы не улетел… не держать же целый день в ру­ках! И без того он мне все ботинки закапал!.. — не­охотно пояснил Матвей.

Ирка засмеялась. Нечто подобное она и предпо­лагала. Романтика осыпалась крупной позолотой, под которой обнаружилась ржавчина быта.

До обратного поезда оставалось полтора часа. Ирка и Багров жались друг к другу как два мокрых хоббита.

— Как ты? Ничего? — бубнил первый хоббит.

— Нормально! А ты? — не слыша своего голоса, отвечал второй.

— И я нормально! А ты? — снова бубнил первый.

Меф поймал умоляющий взгляд Багрова, направ­ленный на него и Антигона. Кто знал Багрова, тот знал и то, что умоляющего взгляда из него щипцами не вытянуть. Меф вдоволь насладился беспомощно­стью Матвея и великодушно сказал:

— Пойду-ка я, пожалуй, посмотрю на водосточ­ные трубы! Никто не против?

Ирка и Багров отнеслись к причуде Мефа с по­нимаем и вызвались подождать его где-нибудь здесь. Антигон же подозрительно поинтересовался:

— А что, разве трубы не везде одинаковые?

— Ну не скажи… одинаковые-то они одинаковые, но если приглядеться… Составишь компанию? — И Меф пошел вперед, насильно буксируя за собой Антигона.

Белгородский вокзал ему нравился, хотя гро­мадная зеркальная черная стена, глядевшая на платформы, казалась мрачноватой. Дорожка, вы­мощенная красно-белой, с узорами плиткой, вела мимо вокзала к зданию, которое называлось «Почта России». Пограничники с папками ходили кучками по четыре-пять человек. Изредка кто-то отставал от своей кучки и догонял бегом.

Меф пограничников не интересовал. Он был слишком волосат для потенциального нарушителя границы: резинка, стягивающая волосы в хвост, лоп­нула еще с утра. Не желая покидать ужасную хозяй­ку, Антигон упирался ластами и шипел:

— А ну отпустил меня, Дохляндий Слоняев! Ба­бушкой клянусь, плюну! Издохнешь в страшных су­дорогах! Зубов не чищу — слюна ядовитая!

— Да ладно тебе! — уговаривал его Меф. — Смо­три, какие трубы!.. Прямо зашибись! Кстати, ты хоть одну видишь?

Оглянувшись и обнаружив, что ужасная хозяйка с кошмарным Багровым не только не ждут его, но даже и улизнули за угол, кикимор запаниковал. Стал дергать руку и вопить во весь голос:

— А-а-а! Помогите! Меня ворует посторонний мужик! Это не мой папа!

Антигон знал, где голосить: они как раз про­ходили самый людный на вокзале кассовый зал. Очередь взволновалась и выплеснула из своих ря­дов женщину с лицом положительной хозяйки. На телевидении таких выбирают для рекламы стираль­ных порошков. Поймав дитятку-кикимора за запя­стье, женщина-порошок пристально уставилась на Мефа. Буслаев остановился и сделал то, чему едва-едва научился в универе — с усилием притворился вменяемым человеком.

— Да какой я ему папа? Это мой брат… не купишь, чего просит — сразу орет! — заявил он.

Но женщине хотелось распутать все до конца. Не для того она раскапывала томагавк праведного негодования, чтобы обошлось без жертв. Она при­села на корточки и, обняв за плечо Антигона, про­никновенно спросила: — Деточка, тебя что, дома бьют? Скажи, не бойся! Если бы! — прошипел Антигон, зеленея от не­годования. — Пинка от них не дождешься! Только по головке гладят, садюги!

Порошковая дама назвала их обоих психами и сконфуженно удалилась в очередь. Антигон с Мефом проследовали дальше. Неожиданно Антигон перестал вырываться и, издав тихий змеиный шип, глазами указал Мефу на зал ожидания.