— А потом возникла эта ссора. Она бы всё равно произошла рано или поздно, он всегда на меня косился и ждал удобного случая. Он ревнует, потому что знает о моих чувствах к тебе. Думает, я желаю ему худого. И как же я могу работать на шахте, если и я, и он знаем об этой ненависти?
— Нет нужды для ненависти, — медленно выговорила Клоуэнс.
— Может, и так. Но ты сказала... Разве ты не сказала, что он не будет твоим мужем?
— Да.
— Но ты же не делаешь это только из-за вчерашнего?
— Нет. В общем... не совсем. Кажется, я совершила ошибку. Но случившееся вчера было важным... переломом. Понимаешь, я предпочитала не замечать кое-что важное... Ничего, что я так разоткровенничалась, Бен?
У Бена встал комок в горле.
— Конечно нет.
— Мне кажется, я любила Стивена. Возможно, до сих пор люблю. Знаешь, как это бывает — когда рядом с кем-то начинает биться сердце и пересыхает во рту.
— Как же мне не знать?
Она прищурилась.
— Ну да. Что ж, именно так и происходит, когда я его вижу. Именно так, Бен. Прости, что говорю тебе это.
Он промолчал, только крепче стиснул лопату. Над их головами с карканьем пролетела стая ворон, хлопая мрачными крыльями в сумерках.
— Возможно, этого достаточно, — сказала Клоуэнс. — Наверное, должно быть достаточно. Но с тех пор как мы вместе... — Она умолкла. — Теперь я несправедлива к нему... Я лишь хочу сказать, что мы... мы совершенно друг друга не понимаем. Не исключено, что я виновата не меньше. Когда... когда он навещал Вайолет Келлоу, я позволила себе ревность. Ревность к ней. Так в чем же я лучше него, если вчера он приревновал к тебе?
— Это не одно и то же, — ответил Бен.
Она закашлялась, чтобы скрыть слезы.
— Милый Бен... Разумеется, ты так считаешь. Но есть еще кое-что, о чем я не могу тебе рассказать, и это тоже поспособствовало разрыву. Я не могу тебе рассказать, потому что и сама не вполне понимаю, в чем тут дело. Меня как будто втянули в мир, где значения слов утратили ясность, как и различия между одним и другим, цвета затуманились, исчезла откровенность и прямота. Может, это и не его вина. Может, это иллюзии взросления, а я виню его!
— Дорогая, — почти неслышно произнес Бен, — было бы ошибкой винить себя. Но мои слова не означают, что я пытаюсь изменить твое мнение о нем. Он недостаточно хорош для тебя, но если ты его любишь, может, так тому и быть.
— Так не должно быть, — пылко сказала Клоуэнс. — Так не должно быть.
Когда они расстались, стало уже слишком темно для работы, Бен положил лопату на плечо и пошел домой. До деревни Грамблер, где в окнах мерцали тусклые огоньки, было меньше двух миль по пересеченной местности. Бен шел мимо церкви Сола и вниз по холму, там непрерывно лязгали и стучали оловодробилки, потом по крутой мощеной Стиппи-Стаппи-лейн до лавки Картеров с широкими окнами. Там горел свет, лавка еще работала. Мать Бена стояла за прилавком и взвешивала миндальную карамель для Певуна Томаса.
Когда прозвенел колокольчик, Певун резво обернулся, но улыбка сползла с его лица, как только он увидел Бена.
— Ах, это ты, Бен...
— А ты кого ожидал? — раздраженно бросил Бен.
— Аккуратней с лопатой, на ней полно грязи, — сказала Джинни Картер. — И на твоих башмаках тоже.
Бен обычно был аккуратен, но сейчас слишком эмоционально истощен, чтобы об этом думать. Он сразу вышел обратно за дверь и стал чистить башмаки о железную решетку. Когда он вошел, мать благодарно ему улыбнулась.
— Два пенса, — сказала она Певуну.
— Ага, — отозвался тот, — и еще четверть фунта вон тех конфет.
— Певун ждет Кэти, как я думаю, — шепнула Джинни сыну.
— Зачем? — спросил Бен.
Певун сглотнул и смущенно улыбнулся.
— Я только за конфетами, — сказал он.
— Ну, ты же спросил про нее, — заметила Джинни. — Вот я и подумала.
— Я пришел за миндальной карамелью, — буркнул Певун, — и за теми конфетами.
— В последнее время ты что-то к ним пристрастился, — заметила Джинни.
— Ага, — ответил Певун.
— А чего тебе приспичило повидаться с Кэти? — спросил Бен. — Разве ты не видишься с ней каждый день в Плейс-хаусе?
— Ну да. Я вижу Кэти каждый день.
— Ну и?
— Я пришел за миндальной карамелью, — повторил Певун.
— У тебя для нее сообщение, да?
— Неа. Просто... — Вопросы Бена казались Певуну пыткой, он мучительно подбирал слова. — Я вижу Кэти каждый день, ага. Вижу, это точно. Но ни словечком не перемолвился... Но я пришел за конфетами. Меня послал брат. Сказал, что хочет конфет.
— И сколько тебе? — спросила Джинни. — Твой отец вернулся, Бен. Как закроемся, сразу сядем ужинать.
Пока Джинни взвешивала конфеты, Бен прошел в дом, кивнул отчиму, помешивающему суп на огне, поставил лопату в сарайчик и услышал в лавке голос сестры. Он раздвинул занавеску.