— Где Клоуэнс?
— Внизу, с остальными. Сегодня ее не удержать. Вон там... видишь ее светлую голову?
— Я вижу еще одну светлую голову у нее за спиной.
— Да, в последнее время они неразлучны...
На секунду в голове Росса вспыхнуло воспоминание о 7 января 1790 года, когда шторм вынес на этот берег два судна, и почти тысяча человек, в большинстве своем шахтеры, за один прилив разобрали их по кусочкам. Моряки, которых прибило к берегу, чудом избежали смерти. Таможенников и взвода солдат оказалось недостаточно, чтобы прекратить грабеж. Отчаявшиеся от голода, обезумевшие от найденного спиртного, шахтеры все растащили еще до их появления, а те, кто вставал у них на пути, действовали на свой страх и риск. На пляже бушевали громадные костры, а пьяные плясали вокруг них, как адовы черти. Повсюду в море плавали паруса, такелаж, рангоут, тюки с шелком, бочонки бренди и дерущиеся, барахтающиеся мужчины и женщины.
Они ли это — или кто-то из них — сейчас мирно выгружают насос для шахты Уил-Лежер, которая вновь заработает на краю утеса? А сотни других из маленьких деревушек, что пришли поглазеть? В ту ночь Росс сам почти обезумел от горя из-за смерти единственного ребенка, а его жена, измученная до предела, худышка с ввалившимися щеками и запавшими глазами, неотрывно смотрела на него с постели.
Сейчас же, двадцать с лишним лет спустя, он не стоял на пороге разорения и не утратил силу духа, пятидесятидвухлетний, ни на грамм не пополневший (слегка отощавший, если уж на то пошло). Его беспокоила лишь время от времени возникающая болезненная хромота, полученная в результате огнестрельного ранения много лет назад в Америке, но в остальном все было хорошо, он даже преуспевал. Член парламента, никогда не привлекающий к себе внимания, но завоевавший определенную репутацию — к примеру, в минувшую пятницу он получил письмо от Джорджа Каннинга. Банкир с очень малой долей личного капитала, но при этом надежный пайщик в Банке Корнуолла в Труро, получающий прибыль за счет процветания других пайщиков. Владелец шахты Уил-Грейс, доброй феи Полдарков на протяжении почти двадцати лет, но теперь медленно умирающей, и еще одной шахты, Уил-Лежер, вновь открывающейся. Совладелец небольшой судоверфи в Лоо под управлением шурина, Дрейка Карна. Держатель акций плавильных предприятий неподалеку от Труро. И еще немного того, немного сего.
Все это было залогом его материального благополучия, вот только умирающая Уил-Грейс приносила три четверти дохода.
И рядом с ним — ветерок поднимал и теребил ее темные волосы — его жена и спутница жизни, по-прежнему любимая, вопреки всему. Младше на десять лет во всем, кроме мудрости и остроумия. Внешне она мало изменилась, но виски тронуло серебро: она тщательно закрашивала их каждую неделю, покупая в Сент-Агнесс краску, а Росс притворялся, что не замечает этого.
На пляже, на попечении пребывающей в смятении миссис Кемп, бесновалась самая молодая, темноволосая, десятилетняя и неумолчная сила по имени Изабелла-Роуз. Рядом — семнадцатилетняя дочь Клоуэнс, как оборванка, одетая в синюю фланелевую куртку и такого же цвета штаны, подвернутые выше колен; белокурые косички покачивались в такт быстрым движениям от одной группы помощников к другой. Самый старший, Джереми, почти двадцати одного года от роду, стоял на борту лихтера и, судя по его жестам, спорил о прочности лебедки с молодым Саймоном Поулом из литейного цеха Харви. За тележку, куда следовало поместить огромную чугунную перекладину, отвечал Бен Картер, внук Заки и будущий капитан подземных работ на шахте.
Рядом с Клоуэнс Росс заметил еще одну белокурую голову — похожего на викинга Стивена Каррингтона. Выловленный из моря полтора года назад, беспомощный и чуть не утонувший, моряк обосновался у них и стал значимой фигурой среди жителей близлежащих деревень. Кроме того, он явно был неравнодушен к Клоуэнс, и та, похоже, отвечала взаимностью.
В прошлом году Клоуэнс неожиданно посетила Лондон, а позднее поместье Бовуд в Уилтшире и отвергла предложение руки и сердца от лорда Эдварда Фитцмориса, младшего брата маркиза Лансдауна.
То, что ей позволили отказаться от такого предложения, являлось наглядным подтверждением неизлечимого и непростительного безумства ее родителей в глазах тех, кто об этом прознал. Как говорила миссис Пелэм племяннице Кэролайн Энис: «Ведь это же не старик-подагрик с огромным пузом и слабым мочевым пузырем. Ему всего двадцать шесть или двадцать семь, у него место в парламенте и большие связи, и что самое удивительное для нашего дворянского сословия — он ведет порядочную жизнь. Не самый лучший и остроумный собеседник, но ведь и не урод, а сильный и здоровый. Неописуемую глупость девчонки можно списать на ее возраст, но то, что ее родители, твои друзья, вовсе не заставляют ее согласиться — вот это самое настоящее преступление!»
«Дорогая тетушка, — ответила Кэролайн, — тебе следует знать, что я не порицаю своих близких друзей. Хотя бывают случаи, и это не первый, когда у меня появляется совсем не дамское желание треснуть их по голове. Прошу, оставим эту тему».