— Когда прошлым летом я была в Бовуде, — начала она, — дамы обсуждали одну богатую наследницу восемнадцати лет, которая вышла замуж за «ничтожество», как они его описывают. Естественно, я даже не представляю, каким методом они вычисляют меру стоимости человека! Помню, миссис Доусон сказала: «Всем нам, к сожалению, известно, что может сделать с непорочным женским телом власть мужчины, как может его поработить». Я прекрасно запомнила эти слова. Она сказала: «Ум, разум, сила духа — они об этом забыли. Только это может одолеть любое наваждение, а границы между добром и злом размыты». Вот что она сказала. Позже я много об этом размышляла.
Росс пристально посмотрел на нее.
— Что же ты предлагаешь?
— Ничего, дорогой. Я просто говорю, что когда люди влюбляются, то не всегда судят по положительным качествам, добродетели и доброте. И мы не можем думать и чувствовать за других...
Он не отрывал от нее взгляд. Прекрасно зная жену, он гадал, откровенна ли она с ним или чего-то недоговаривает.
— Я предпочел бы, чтобы мы настояли на ноябре... — сказал он.
Демельза на самом деле промолчала о неприятном событии, о котором сегодня утром услышала в доме Пэйнтеров, этом рассаднике слухов. Пруди, отодвинув Демельзу подальше от ушей язвительного Джуда, который ныл, будто дождь всю ночь заливал его лысину, извиняющимся тоном поведала ей о сплетне, шепотке, слушке, который разнесся по всей деревне. Она не знала, следует ли ей говорить об этом или попридержать язык, но иногда лучше упомянуть грязную, жалкую, лживую и вонючую сплетню, чтобы пресечь ее на корню. Слух был такой, и она просит прощения за его упоминание, но видели, как мисс Клоуэнс и этот чужак входят и выходят из Тренвита. Понятно дело, это лживый слушок, но ей показалось, что все-таки надо упомянуть о нем.
Демельза поблагодарила Пруди и ничего не ответила, сделав вид, что не придала этому особого значения. Но оставшись в одиночестве, она в это поверила, и в ее сознании произошли перемены. Она думала, что знает дочь, верила, что та еще невинна, но представляла, в каком напряжении находится Клоуэнс, не только из-за Стивена, но из-за собственного темперамента.
Она бы ни за что не упомянула об этом слухе Россу. Каким-то образом надо аккуратно предупредить Клоуэнс больше туда не ходить, ни за что на свете, потому что если слух достигнет ушей отца, то ей несдобровать. Редко можно угадать реакцию Росса, но в этом случае даже гадать не надо. Скорее всего, он взашей выгонит Стивена из дому. Хотя это будет несправедливо по отношению к нему, потому что только Клоуэнс могла отвести его в Тренвит.
Росс не способен поднять руку на дочь, но взамен мог отыграться на женихе. Удивительно, думала Демельза, но гнев Росса вызовет не безнравственность этого поступка — он безоговорочно поверит всему, что скажет дочь, — а непростительные встречи в Тренвите. Она даже не представляла, как себя будет чувствовать Росс, если Джордж напишет ему: «Мои слуги, братья Харри, недавно были удивлены неоднозначным поведением твоей дочери, мисс Клоуэнс Полдарк, обнаружив ее в обществе одного из любовников, некоего захудалого моряка, они незаконно вторглись на мою землю и дом в Тренвите. Не мог бы ты сообщить ей...»
Такое невыносимое унижение Росс никогда бы не простил Клоуэнс и Стивену. Слава Богу, этого пока не случилось. Несомненно, эти посещения, какую бы цель они ни преследовали, следует немедленно прекратить.
Глава четвертая
Уил-Лежер открылась в среду, двадцать пятого марта. За два месяца все детали насоса, доставленного на берег, подняли на лебедке — мучительно медленно и осторожно — и собрали под руководством Джереми Полдарка.
Старый основной ствол шахты располагался примерно в пятидесяти ярдах от того места, где установили насос, и поговаривали, что не использовать его — ужасное расточительство, поскольку строительство нового ствола означало три месяца непосильного труда десятка людей. Однако Джереми отказался даже рассматривать этот вариант. Первоначальный ствол шахты был слишком узок, да к тому же, хоть и шел сначала вниз, но через десять саженей начинал отклоняться, так что шахтерам приходилось спускаться за рудой под углом.
Джереми предпочел отказаться от изгиба одной из штанг насоса в шестидесяти футах под землей, хотя он знал, что так часто делают. К тому же размещение насоса на этом месте, в небольшом отдалении от основного объекта, позволило установить его примерно сорока футами ниже. Теперь исчезла необходимость поднимать воду на поверхность, а только на высоту самой низкой штольни, откуда зимой и летом вытекает желтоватый ручеек к пляжу у подножия утеса; экономия же высоты, учитывая более значительную глубину шахты, обещала экономию нагрузки на штанги насоса.