Осторожно вдыхаю. Воздух колючий, похожий на едкий дым у костра, что разъедает глаза и заставляет отойти в сторону. А сейчас мне скрыться некуда, есть только один выход: узнать все и принять правду.
– Хорошо. Помните хоть что-то?
Еще кивок.
Можно ли помнить то, что заставляет тебя выть от боли? Можно ли вспомнить то, что кажется невесомым далеким счастьем?
– Рассказать сможете?
Нет! Закрываю глаза. Кровавые скриншоты врываются в память. Усиленно мотаю головой: «Нет-нет-нет!».
– Ладно, попробуем иначе. Где вы сели в маршрутку?
– На перекрестке Южной улицы и переулка… не помню название, – голос совсем не мой, хриплый, сухой.
– Это ваши вещи? – он протягивает фотокарточку, и я вижу залитые кровью балетные туфли.
– Мои.
Следователь трет подбородок, прилично заросший седой щетиной.
– То есть вы сели и…
Я смотрю на него и недоумеваю. Что он хочет? Что мне сказать, если помню все отрывками? Кусками, вырванными сознанием из сумасшествия.
– Помню лишь, как нас понесло, и машину начало крутить. Потом меня придавило людьми, и я отключилась, – выдохнула, будто выплюнула гадость, что скопилась внутри. Может хватит?
Николай Владимирович прищуривается и чмыхает носом. Прячет фото, достает еще стопку.
– Можете глянуть? Вдруг кого-то узнаете.
Вдавливаю спину в подушку до хруста позвонков.
– Вряд ли. Я даже не успела оплатить проезд. Как там можно было кого-то рассмотреть?
Рука следователя застывает в воздухе. Он трясет снимками.
– А все же гляньте. Мало ли.
Беру и без интереса листаю, по одной откладываю в сторону. Всех этих людей уже нет в живых. Меня ломает от душевной боли, грудь стягивает невидимыми тисками. Стараюсь дышать.
– Вы были с мужем?
– Я не замужем, – автоматом отвечаю и задерживаю взгляд на одной фотографии.
На ней пожилой мужчина. Нахожу в его взгляде что-то едва уловимое: близкое и знакомое. Встряхиваю головой. Некогда локоны, а сейчас засаленные бурые трубочки, трясутся на плечах.
Пестов прочищает горло, шуршит бумагами, затем протягивает мне руку.
– Ваши документы говорят о другом, – он передает в раскрытом виде паспорт, а я все еще смотрю на фото незнакомого человека. Кто он? Почему у меня стойкое ощущение неправильности, какой-то ущербности ситуации, нелогичности и обмана? Почему мне кажется, будто я его где-то видела? Кто этот незнакомец на фото? Может, один из папиных знакомых по работе? Или кто-то из преподавателей университета, где мы часто проводили репетиции?
Наконец, вытаращиваюсь на протянутую следователем страницу, еще не до конца понимая, о чем он говорит. Меня больше занимает то, что память упрямо сопротивляется и не отвечает мне. Кто
– Виктория, вы уверены, что все помните?
– Конечно, – и здесь я натыкаюсь взглядом на слегка размытую печать: «Зарегистрирован брак с…»
Меня корчит от судороги в бедре. В горле комом застывают непонимание и ужас. Я отталкиваю руку следователя и мямлю, что это ошибка.
– Это не мой. Я не замужем, я же сказала.
Николай Владимирович демонстративно переворачивает страницы и тычет пальцем в лицевую.
Хочется отпихнуть его, но застываю. На меня глядит рыжая, скорее, с медными волосами, девушка. Я.
Опускаю взгляд, шарю глазами по бумаге. Крылова Виктория Сергеевна, 1986 год рождения, дата – совпадает с моей и ниже… моя подпись.
Отбрасываю в сторону фотку незнакомца, выдергиваю документ из пальцев следователя и судорожно листаю к штампу о браке.
Читаю вслух:
– Зарегистрирован брак с Вольным Марком Власовичем, пятое августа две тысячи тринадцатый год. Что? Три года назад? Ересь! Этого просто не может быть, – я истерически смеюсь. Гляжу на мужчину, и моя улыбка сникает, наткнувшись на его тяжелый взгляд. Ну, разыграли! Хорошо. Что дальше? Какой в этом смысл? Но Николай Владимирович не отводит взгляд, серьезно смотрит на меня и качает головой, словно ставит диагноз – «слабоумие». Глотаю слюну и выдавливаю, – просто, я… такое бы запомнила.
– Конечно, но сейчас, видимо, не все так
– Как это? – меня мутит. Хочется сложится пополам, скрутиться под одеялком и очнуться в своей квартире. Ведь это же сон?
– Вика, у меня последний вопрос, – жестко чеканит Николай Владимирович.
Я готовлюсь к очередному моральному удару.
Не хочу больше вопросов, ничего не хочу. Хочу в зал, хочу надеть пуанты и танцевать. Пока не сотру чертовы пальцы в кровь, пока голень не сведет так, что идти домой придется, согнувшись, как старуха. Пока тело не выплеснет столько пота, что, кажется, стоит коснуться, и рассыплюсь в труху от потери влаги. Хочу домой, хочу в ту жизнь: привычную и теплую. К родным и близким. Они так нужны сейчас. Где они? Верните их!..
Ну, кроме одного персонажа. Его не надо.
В палату врывается несколько человек. Все в белом. Один из них – краснощекий врач средних лет – уверенно проходит к кровати, приветствует следователя аккуратным поклоном головы. Остальные – те, что моложе – остаются позади.