Танец мотыльков над сухой землей

— Ох, как я люблю философские книги! — она мне говорит. — Все в них описано — ясно, четко, кто мы есть и зачем, и какие у нас состояния. Без обиняков! Как фамилия автора, я куплю и почитаю? Муджи! О! Молодец! У меня есть старинная книга — от мамы осталась, 1902 год, Толстой, философские изречения, но они краткие, а тут вон как развернуто: где это можно купить? Я куплю. Еще у меня есть словарь Даля, откуда я узнала, что слово «юбилей» принес к нам Моисей. Оказывается, как человеку стукнет пятьдесят, все грехи с него снимаются, это от евреев пошло. В молодости у меня были две толстых черных косы, и меня кто за еврейку принимал, кто за татарку. Я спрашивала бабушку: есть у нас евреи в роду? Нет. Но обнаружился молдаванин. Был такой, говорит, она с ним встречалась в молдавском селе, генерал — эполеты, красавец, брунет. А евреи, бабуля говорила, не служат военными. Ну — удачи вам! Как вы сказали? Муджи? — Она подхватила сумки и побрела к выходу. — Обязательно купим и почитаем!..

* * *

— Я впервые попробовал пасху, — говорит Леня, — когда у нас с Димой Крымовым была выставка в Париже и нас пригласили в гости к одной старушке по фамилии Волконская… Тебе знакома такая фамилия?

* * *

Когда Леня работает — в любой точке земного шара, — он не спит, не ест, не ходит в туалет, не видит меня и не слышит, если его тихо дергать за рукав, напоминая о телесных нуждах, он головы не повернет…

И только еслисерьезно обратить на себя его внимание, тогда он бросит на тебя тревожно-озабоченный взор.

* * *

Зимой в Париже Леня заболел, под утро после ночной съемки заглянул в аптеку, хотел расплатиться картой, сказали, она не прошла, он заплатил монетой, но оказалось, что и с карты тоже сняли. Вернулся выяснить, в чем дело, — его послали.

Потом мы всей группой зашли подкрепиться в ресторан. Леня — под впечатлением от аптечных мошенников — спросил:

— Как будем расплачиваться?

— Я бы сделал так, как мы обычно делаем, — сказал Айнер. — Поели, одеваемся и уходим. А один отдает нам свою одежду и остается. Потом он выходит покурить…

* * *

— Мы не имеем права есть млекопитающих! — провозгласил Жан-Луи. — Мужчина выше женщины, женщина выше животного. Но это не значит, что мы можем поедать тех, кто нам не ровня.

* * *

Даур Зантария грустно шутил:

— Надо ввести такой военный закон: если ты кого-то убил — ты должен его съесть! Это будет логично и означать полное торжество над врагом!

* * *

— Нет, я не буду бутерброд, — говорит Айнер. — Сейчас у меня заложена левая ноздря. Есть надо, когда правая заложена. «Йога сварга» — «слушай Бога».

— И тебе это помогло достичь? — спрашивает Ольга.

— Помогло, да. Когда-то я лежал три дня в африканском болоте, и меня почти парализовало, а теперь все шевелится — пальцы, руки… Кое-чего достиг…

* * *

Ольга Осина:

— Когда я приехала в Париж, я была сказочно богата, друзья, веселье! У меня было столько денег — я могла взять и угостить всех белым вином. Я и сейчас могу так. Но мне не на что.

* * *

— Вы нервничаете? — спросила Ольга.

— А что, по мне видно? — ответил Леня вопросом на вопрос.

— А по мне видно, что я спокойна? — спросила я.

— А по мне видно, — спросила Ольга, — что я спокойна, но нервничаю?

* * *

— А это леса Фонтенбло. Тут лисы живут, море лис. И они бегают с утра до ночи здесь…

* * *

— Есть бытописатели, — говорил Даур, — я у них верю каждому слову. Даже под дулом пистолета не могут написать того, чего они не видели. Уж если он написал «из трубы вылетела ведьма на метле», значит, он действительно это видел, иначе бы не написал.

* * *

— Ты мой ангел-хранитель, остальные все эксперты, — говорил он. — Ты встретишься со мной завтра? А куда ты нахуй денешься, ты же должна мне отдать рукопись.

* * *

— Москва заполнена турками, — сообщал Даур, — только слышны слова: «денга», «базар», «шашлычная», «бастурма». Для русских осталось несколько слов — это «нравственность», «союз», «выборы», «квота» и «будущее». Больше ничего.

* * *

На Лейпцигской книжной ярмарке Петр Алешковский читает рассказ про деревню: тетя Нюра, корова Зорька, бревенчатая изба… Вдруг у него зазвонил мобильный телефон. Все даже растерялись. Алешковский помолчал, вытащил мобильник, стоит и смотрит на него: ни ответить не может — весь в образе, ни сбросить вызов и отключиться — Петр в оргкомитете ярмарки.

А Леня Тишков говорит:

— Наверное, тетя Нюра звонит, что Зорьку доить пора…

* * *

В Москве Даур поселился у Петра Алешковского. Отныне никто в его присутствии не мог даже намекнуть на то, что и у Пети могут быть недостатки, хотя бы в прозе.

— Тут один профессор Литературного института, — с сарказмом говорил Даур, — пытался критиковать Петю. Но только возвеличил его таким образом!!!

* * *

Свой эпохальный роман «Золотое колесо» Даур писал на компьютере Алешковского и всячески этот компьютер костерил: