Танец на осколках души (СИ)

— А ангел смерти тебе ничего не сказал? Если так, то и я говорить не буду. Я не тот, кто должен тебе об этом рассказывать. А ты скоро проснёшься, — вновь, перевёл свой взгляд на Ренэтуса падший ангел. — Если уже не проснулся. А тебе я могу сказать, лишь, одно, Милена. Постарайся, чтобы этого щенка видело, как можно меньше глаз.

— Но, почему?

— Ангел смерти ответит тебе на этот вопрос. Или он сам, — кивнул он на Ренэтуса. — Когда научится с тобой общаться телепатически. А теперь, я хочу, чтобы ты сделала то, зачем я сюда пришёл. Исполни условия нашего договора. Сейчас.

У меня было к Анхелю много вопросов по поводу Ренэтуса, его слов о нём, но… я знала, что падший мне не ответит. А ответит ли Самаэль?

Древко косы, предупреждающе, нагрелось. Она тоже знала, что мы сейчас будем убивать. Она знала и жаждала этого. А мне, как и в самом начале, было всё равно… Ни желания, ни отторжения… Совсем не вязалось с тем сильным эмоциональным удивлением, которое я испытала по поводу слов Анхеля о Ренэтусе. Как можно, одновременно, находиться в двух таких разных состояниях — равнодушия и изумления? Быть равнодушной к убийству, но удивиться странностям щенка адской гончей? Хотя, надо ли об этом задумываться? Думаю, что нет. Самокопание ни к каким положительным выводам привести не могло.

— Ты, точно, уверен, что этого хочешь? — всё-таки, спросила я Анхеля, подойдя к нему.

— Да, уверен. А ты, до сих пор, сомневаешься, можешь ли ты это сделать? Ищешь причины, чтобы не совершать мою смерть?

— Нет, ничего такого. Я не сомневаюсь и не боюсь. Я, вообще, ничего не чувствую по этому поводу. Просто… это, немного, странно.

— Что именно?

— Ты хочешь умереть, а я — нет. Это и странно. Я хочу жить, несмотря ни на что. Несмотря на то, что у меня никого не осталось. Несмотря на то, что я постоянно нахожусь на самой границе безумия. И даже несмотря на своё, практически, рабское положение. А сейчас… я даже никаких эмоций не ощущаю по отношении к, по сути, чему-то ужасному. И, тем не менее, у меня нет желания умирать.

— А, ведь, тогда, когда я давал тебя почувствовать, как я живу, перед заключением договора, ты сказала, что понимаешь меня. А теперь… ты, настолько, сильно изменилась.

— Мне пришлось измениться. И — да, тогда я тебя понимала. Понимала, как ни странно, потому, что не была такой же, как ты. Наверное, человеческое сердце просто умеет сострадать. У меня же… его не осталось. А если и осталось, то сострадать оно уже не в состоянии.

— А ты мне нравилась, Милена. Нравилась именно своей человечностью. Своей бесшабашностью, где-то наивностью… Сейчас… всё это исчезло.

— Осуждаешь?

— Нет. Останься ты такой же, ты не выжила бы здесь. Но, тем не менее, к тебе не получается испытывать те же чувства, что тогда, когда ты была Миленой Бэлоу.

— Да? Сочувствую. Но, помочь ничем не могу. Точнее, могу помочь только в одном, — я занесла косу для удара. — В исполнении твоего желания.

— Прощай, Милена. Надеюсь, что я смогу вымолить прощение у Шисуны, когда встречусь с ней.

— Не стоит произносить пустые красивые слова, Анхель. Я прекрасно знаю, что бессмертные создания, когда умирают, просто исчезают. Без всякой там загробной жизни. Так что, Шисуну ты не встретишь. А вот, проклятье марионеток и кукловодов, вполне возможно, исчезнет вместе с твоей смертью.

Я сама не совсем поняла, как у меня получился такой сильный удар, что тело падшего ангела, буквально, развалилось пополам, брызнув на меня потоком крови. Видимо, моими руками управляла сама коса.

«Ну, ведь, что-то же должно дрогнуть внутри! Разве, нет?» — в полнейшей тишине смотрела я на то, что осталось от Анхеля. Но… ничего. Абсолютно. Я вспомнила слова Лекса, которые он произнёс в самом начале нашего знакомства: «Для меня, что разбить тарелку, что сломать шею — одно и то же. Осколки фарфора или изуродованный труп… я не вижу никакой разницы». Тогда, я была в ужасе от этих слов. Теперь же, я вела себя точно так же. Ничего не ощущала. Будь передо мной сейчас осколки посуды, я бы чувствовала, точь-в-точь, то же самое.

Ещё через несколько секунд останки Анхеля обратились в груду серого пепла. Только кровь на моей одежде и теле могла подтвердить, что падший ангел, на самом деле, существовал.

«Интересно, а почему кровь также не исчезает? — задумчивым взглядом окинула я свои испачканные руки. — Должна, по идее…».

Ренэтус, подошедший ко мне, нерешительно гавкнул, словно, привлекая моё внимание.

— Ну, что? Не можешь мне телепатически объяснить, что о тебе говорил Анхель? — поинтересовалась я у адской гончей, погладив её по голове. — Что же он в тебе любопытного-то увидел? — в ответ, Ренэтус, лишь, вильнул хвостом. — Впрочем, не важно. Пока, по крайней мере. Пошли отсюда.