Танец на тлеющих углях

– Отстал ты, Василек, от передовой техники производства фальсификатов, – сказал он бодро. – И состарить картину можно, и кракелюры нанести, и даже заполнить их грязью, причем современной холсту. И высушить в микроволновке. Наша задача облегчается тем, что подлинного Рудницкого не существует в природе и наш опус не с чем будет сравнивать. Ну, там, длину мазка, технику и подобную фигню. А кроме того, история знает таких мастеров подделки, которые оказались не по зубам даже самым зубастым экспертам. Слышал про Ван Меегерена? Вот кто виртуоз был! Подделал картины Яна Вермеера Делфтского, и, если бы сам не раскололся в минуту слабости, никто бы никогда ни о чем не догадался. Но это уже другая история. Так что расслабься, Василек, ты ничуть не хуже. Все будет о`кей.

Позже, когда они сидели за столом под корявой яблоней, которую решили пока пощадить, и перекусывали, Сэм вдруг сказал:

– Забыл рассказать, я ведь видел ребят! До того, как нашел тебя. Их Борик Басов собрал. А тут я подвернулся, совершенно случайно! Посидели в «Английском клубе», потрепались за жизнь.

– Наших ребят? – встрепенулся Вася. – А кто был? Я никого не видел после диплома…

– Ну, во-первых, Борька Басов. Ты его, конечно, помнишь, у него кликуха была Барс, чем он страшно гордился. Хотя, какой там Барс! Мелочь пузатая, щеки все надувал.

– Где он теперь?

– В Германию залетел. Вышел замуж за немецкую аристократку, чуть ли не графиню или баронессу, о чем не преминул упомянуть, сноб несчастный! Ухватил бога за ноги. Торговый бизнес, говорит, старый, семейный, магазины антиквариата в Риме и Берлине, и у него лично не сегодня завтра открывается художественная галерея. Говорит, давай держаться вместе, старик, мы же коллеги. Вальяжный, высокомерный, на пальцах антикварные перстни из семейной лавки. Говорю, покажи хоть фотографию жены, как, интересно, выглядят немецкие титулованные особы? Где она у тебя: в антикварном медальоне, под сердцем, или в бумажнике, рядом с кредитными карточками? Он откосил, бормотал что-то вроде нет с собой, не взял, оставил у себя в люксе… Представляю себе это страшилище!

– Почему страшилище? – улыбнулся Вася.

– Да если бы не страшилище, он бы всех забодал своей баронессой! Ты что, Борьку не знаешь? Он же вечно свистел про дядю-министра и тетю – оперную певицу. А тут настоящая графиня, шутка ли сказать!

– А кто еще был?

– Братья Данилины, Степа и Петруша. Богомазами заделались, представляешь? Расписывают церкви, идут нарасхват. С бородами вроде твоей, степенные, основательные. Сурьезные.

– Они и в училище такие были. Помнишь, Сема, они и раньше всегда держались вместе, даже на свидания ходили вдвоем. Как близнецы. Но Степа постарше… Или Петя?

Вася растроганно улыбался, слушая о бывших однокашниках. Он забыл, что есть мир, где живут нормальной жизнью его бывшие соученики и знакомые и многие другие, незнакомые ему люди, мир, где смеются, ходят друг к другу в гости, встречаются с женщинами и покупают им цветы. Для него всегда существовали только Люся и этот дом на краю света. Ни одной живой души рядом, только Люся, и некому сказать и рассказать, да и не хотелось, если честно. О чем рассказывать? Жаловаться? Просить помощи? Не умел Вася ни жаловаться, ни просить… У него было чувство, что остался он один как перст на всем белом свете, а тут вдруг Семка свалился как снег на голову!

– Степан старше на два года. И водку не пьют. Женаты, по трое детей у каждого. Я бы не удивился, если бы оказалось, что на сестрах.

– А ты, Сема, женат? Все хотел спросить…

– Был. Развелись. Американка, хороший человек, а жизни не было. Не можем мы ужиться с ними в силу разности потенциалов. Теперь дружим, ее новый муж, лойер, отличный мужик, ведет мои дела.

– И ты один?

– Почему один? Есть герлфренд, снимаем квартиру на Манхэттене. Все как у людей. Мы и тебя обженим, дай срок. Кстати, и девчонки были!

– Кто? – живо заинтересовался Вася.

– Твоя, с качелей, не пришла. Я узнал только одну, раскрашивает детские книжки в каком-то издательстве. Остальные не с нашего курса. Потом еще одна пришла, Изабо, помнишь?

– Изабо! Помню, конечно! Ее настоящее имя… подожди, сейчас!.. – Вася потер рукой лоб. – Нина? Лиза?

– Я думал, она действительно Изабо!

– Нет, у нее курсовая была, портрет какой-то испанской принцессы – в темно-красных тонах, бархат, кружева, жемчуг. Под Веласкеса. Старик был в восторге, он любил ее… Он-то и назвал ее Изабо. Принцесса Изабо. И говорили, у них роман. Неужели не помнишь?

Сэм энергично взмахнул рукой:

– Прекрасно я ее помню! Изабо! Что-то в ней было такое… готическое, еще тогда. Потрясающе интересная женщина, с чертовщинкой и тайной. Сидела молча, ушла раньше всех. Не похоже, что состоялась…

– А кто еще был?