– Синявский услал тебя за границу и собирался выдать замуж за какого-то «ботаника»! Галина быстро все поняла – в конце концов, она много старше меня и гораздо мудрее. Мы поговорили. Беда в том, что она, кажется, действительно меня любила! Я чувствовал себя последней сволочью, но Галина повела себя благородно и предложила расстаться без взаимных обид. На следующий день после нашего с ней разговора у меня произошла стычка с твоим отцом на вечеринке по случаю премьеры и та злополучная авария. Я вскочил к нему в машину потому, что уже и сам не рад был осуществлению своей мести. Я хотел с ним поговорить, успокоить, если получится. Я не то чтобы раскаялся в содеянном, но пострадал невинный человек, Галина, а ведь о таких последствиях я даже не задумывался… Так вот, зачем я тебе все это рассказываю. Сомова долго оставалась одна. Она не смогла бы вернуться к твоему отцу из чувства гордости, да и прежней любви, видимо, уже не испытывала. Как ни странно, она оставалась единственным человеком из прежней жизни, с которым я поддерживал отношения после больницы. Она не держала на меня зла, представляешь? Наоборот, по возвращении из Израиля, когда я не знал, чем себя занять, устроила в «Океан» через каких-то своих знакомых. В театры я даже соваться не смел, понимая, что мне придется снова доказывать свою профпригодность – такого моя гордость просто не вынесла бы! Кроме того, дело не только в ней: я и сам сомневался, что смогу танцевать как раньше. Так что клуб стал для меня спасением. А Галина… Она встретила хорошего человека, который предложил ей выйти за него замуж. Ей было за пятьдесят, хотелось покоя и семейного уюта… И она все это получила. Я был рад за нее, ведь так моя совесть болела меньше! Галина устроила свою жизнь, но перед тем, как согласилась стать женой этого человека, она рассказала ему все, что произошло в ее жизни до него. Он ничего не имел против романов, которые случились до их знакомства. С тех пор мы с ней не общались. А в тот день, когда Синявский попер меня из труппы, а потом прислал письма с курьером и мы поговорили по телефону, я снова злился на него и не знал, куда деваться. Я пошел бы к тебе, но ты же
– А почему Жаклин решила тебе помочь? – не сдавалась Рита. – Ты попросил?
– Нет, конечно! Да мне бы в голову не пришло ее просить, ведь она… – он осекся, словно испугался, что сболтнет лишнее.
– Нет уж, Байрамов, говори, коли начал! – потребовала Рита.
Игорь выглядел неуверенным.
– Если я скажу, обещаешь, что это не пойдет дальше?
Интересно, к чему все эти экивоки? Тем не менее она кивнула.
– Я и не подумал бы обращаться к Жаклин, потому что она играет в другой команде.
– В какой еще команде, Байрамов? Она что, футболистка?
– Она лесбиянка.
– Что-о?!
Вот уж чего Рита никак не могла предугадать! Жаклин, такая рафинированная, приятная, женственная… Лесбиянка!
– Что слышала, – кивнул Игорь. – Теперь понимаешь, как я удивился, когда она пришла в полицию?
– Но… послушай, если она лесби, то почему…
– Ее отец не в курсе.
– Э-э-э… мне казалось, что у них,
– Только не у Леона Серве! Хорошая еврейская семья, уважаемая и состоятельная – сама понимаешь. Жаклин – его единственная дочь, он спит и видит, как станет нянчить внуков. Кроме того, она – единственный ребенок! Так что, боюсь, он не поймет, а я не хочу подставлять Жаклин. Своим «признанием» она убила сразу двух зайцев: обеспечила мне алиби и доказала папаше, что ведет