Танец отражений

Марк нырнул в беседку и подождал, пока глаза привыкнут к темноте. Обычная каменная скамья и тень сидящего Айвена. Айвен предложил ему блеснувшую бутылку, и Марк долил свой бокал, слишком поздно обнаружив, что Айвен пьет не вино, а скорее что-то вроде бренди. Вкус у случайно получившегося коктейля был мерзким. Он осторожно откинулся, опершись спиной о каменную колонну, и поставил бокал рядом. Айвен обходился без такой формальности, как бокал.

— И как ты ухитришься вернуться к своей машине? — с сомнением спросил Марк.

— И не намерен. Дворцовые слуги вывезут меня отсюда утром на тележке, когда будут подбирать в саду прочий мусор.

— А-а. — Он различал сверкающее шитье на мундире Айвена и блики на его начищенных сапогах. Отблески света от его глаз. И блеск влажных дорожек на щеках. — Айвен, ты… — Марк прикусил язык на слове «плакал» и на ходу заменил: — … в порядке?

— Я, — твердо заявил Айвен, — решил как следует надраться.

— Могу видеть. Почему?

— Ни разу не надирался в День рождения императора. Это традиционный подвиг, все равно как кого-нибудь тут трахнуть.

— Неужели кто-то это делает?

— Иногда. На спор.

— Что за развлечение для СБ.

Айвен хохотнул. — Ага, именно.

— Так с кем ты поспорил?

— Ни с кем.

Марк почувствовал, что наводящие вопросы закончатся у него быстрее, чем односложные ответы — у Айвена.

Но Айвен произнес их темноты: — Мы с Майлзом обычно отбывали этот прием вместе, из года в год. Я удивился… как мне все время не хватает злобных политических комментариев этого маленького паршивца. Вечно он меня смешил. — Айвен засмеялся. Вышло глухо и совсем невесело. Он резко смолк.

— Тебе сказали, что нашли пустую криокамеру, верно? — догадался Марк.

— Угу.

— Когда?

— Пару дней назад. С тех пор я все думал об этом. Нехорошо.

— Не очень. — Марк помедлил. Айвена в темноте трясло. — Хочешь… отправиться домой и лечь в кровать? — Я-то хочу.

— Теперь мне ни за что в гору не подняться, — пожал плечами Айвен.

— Я дам тебе руку. Или подставлю плечо.

— … Ладно.

Это потребовало некоторых усилий, но он поднял нетвердо стоящего Айвена на ноги, и они двинулись обратно, по круто забиравшему вверх саду. Марк не знал, что за милосердный СБшный ангел-хранитель сообщил о них, но наверху их встретила не мать Айвена, а его тетя.

— Он, гм… — Марк был не уверен, что сказать. Айвен затуманенным взором озирался вокруг.

— Вижу, — ответила графиня.

— Мы можем дать оруженосца, чтобы отвезти его домой? — Айвен обмяк, и у Марка подогнулись колени. — А лучше двоих.

— Да. — Графиня коснулась декоративной комм-броши на лифе платья. — Пим?…

Так Айвен был сдан с рук, и Марк вздохнул с облегчением. Облегчение это переросло в неприкрытую благодарность, когда графиня заметила, что им тоже пора уезжать. Через несколько минут Пим подвел графский лимузин к подъезду, и ночное испытание подошло к концу.

Графиня, разнообразия ради, по дороге в особняк много не разговаривала. Она откинулась на спинку сиденья и измученно прикрыла глаза. Она даже ни о чем его не спросила.

В мощеном черно-белой плиткой вестибюле графиня скинула свой плащ на руки горничной и направилась налево, в библиотеку.

— Извини, Марк, я пойду. Позвоню в Имперский Госпиталь.

У нее был такой усталый вид — Наверняка они позвонили бы вам, мэм, если бы в состоянии графа произошли какие-нибудь изменения.

— Я пойду позвоню в госпиталь, — повторила она решительно. Глаза у нее заплыли до щелочек. — Иди в постель, Марк.

Марк не стал с ней спорить. И устало потащился вверх по лестнице, к коридору, ведущему к его спальне.

Перед дверью в свою комнату он остановился. Была поздняя ночь. Вестибюль пуст. Тишина огромного дома давила ему на уши. Повинуясь импульсу, он развернулся и зашагал по коридору к комнате Майлза. У двери он снова остановился. За все недели своего пребывания на Барраяре он так и не отважился сюда зайти. Его не приглашали. Он тронул старинную круглую ручку. Дверь оказалась не заперта.

Поколебавшись, он вошел и приказал свету зажечься. Это оказалась спальня, просторная, насколько позволяла старинная архитектура дома. Смежная с ней комнатка, некогда предназначавшаяся для камердинера, была много лет как переделана в отдельную ванную. На первый взгляд комната казалась почти голой: пустой, чистой и аккуратной. Должно быть, все детское барахло было упаковано и убрано на чердак в очередном припадке взрослости. Марк подозревал, что чердаки в особняке Форкосиганов должны оказаться потрясающими.

Однако след личности владельца здесь все же остался. Марк медленно прошелся по комнате, засунув руки в карманы, словно посетитель музея.