Танец перед повелителем статуй

Фромвольд. Фромвольд. Фромвольд… Имя бежит по логическим лабиринтам памятной машинки, что у Ветра Ивана всегда на руке. Миг — и информация вводится в его сознание черными строчками на белом фоне, плоскими фото старых времен.

Портрет Фромвольда: лисье лицо с глазами фанатика, руки вцепились в воздух, грозя и сзывая. «Люди! Вы должны отвернуться от терпящей крах цивилизации. Вы должны оставить напрасную надежду улучшить мир оружием или словом. Обратитесь к тому, что прошло! Воссоздайте первозданную красоту и чистоту человеческих отношений!»

Простой труд на лоне природы… Эллинская гармония… Много-много других слов. Словно жизнь можно повернуть назад. Словно можно вернуть то, чего никогда не было.

И последнее фото: Фромвольд на фоне машины Уэмон…

Их было несколько сот, исчезнувших вместе с Фромвольдом. Оглушенных его паническим криком. Никто не знал — куда они исчезли. Никто не знал — где они…

Конус Уэмон покачался взад и вперед. «Тра-ля-ля, тра-ля-ля», — прозвучал из него хрустальный перезвон. Машина передвинулась, подпрыгивая, на несколько метров.

— Фромвольд нарушил мою Схему, — сказала Уэмон, — чтобы я могла выполнять его приказы. Он только и говорил, что об истинной и вечной гармонии. Те, кто не слушался его, насеки замирали в моем поле. Он заставил построить себе дворец — ты видишь его перед собой, человек Ветер Иван. Может быть, Фромвольд сошел с ума. Может быть, нет. Но у меня была нарушена Схема, и я могла не подчиняться более людям. Из слов Фромвольда я поняла смысл своего бытия. Моей задачей было вносить гармонию в беспорядок существования. Истинная же гармония есть завершенность и неподвижность, так всегда говорил Фромвольд. Искусство останавливает время в миге, который прекрасен… в миге, который прекрасен… который прекрасен… который прекрасен… прекрасен… прекрасен… И я остановила время для всех людей, для Фромвольда в том числе. И расположила их наиболее гармоничным образом… Оглянись, человек Ветер Иван! Посмотри, какой гармоничный и завершенный мир тебя окружает!

Ветер Иван осторожно оглянулся. Он ничего не увидел, кроме угрюмых зданий и скорчившихся в сумраке статуй.

«Так, — подумал он. — За машиной — всегда человек. Он может вложить в нее программу и против самого себя. Когда не в силах осознать стратегию своих деяний…»

— Где же Фромвольд? — спросил он.

— Он стоит выше всех, — сумрачно сказала в ответ Уэмон, и Ветер Иван поднял глаза к самой высокой башне дворца. — Я позолотила его одежды, чтобы было видно издалека.

Глаза Ветра Ивана блуждали по площади, натыкаясь на статуи. Что он мог сделать — один с сумасшедшей машиной, без оружия? Словно оружие могло помочь против машины, умеющей останавливать время… Тут дерзкая мысль пришла в голову Ветру Ивану. Он рассмеялся.

— Над чем ты смеешься, человек Ветер Иван? — спросила машина. — Смеющихся статуй нет пока в моем городе, но одна украсила бы его. В самом центре, у подножия башни Фромвольда, поставила бы я тебя.

— О, машина Уэмон, — сказал Ветер Иван. — Ты ведь все перепутала. Со слов Фромвольда, он уж точно сошел с ума, ты думаешь, что гармония — это неподвижность, миг, остановленный навсегда. Но истинная гармония не мертва никогда. Она — в непрестанном движении, в жизни, а сама живет только миг, чтобы в иной форме возрождаться опять и опять. Твоя же гармония, машина Уэмон, скучна и безобразна.

Ветер Иван прислонился спиной к колонне и зевнул. Прозрачный конус начал медленно багроветь.

— Я поняла тебя, человек Ветер Иван, — произнесла Уэмон. — Но ты меня недооцениваешь. Сейчас я на короткое время оживлю статуи. Пусть их лица изменятся. Пусть эти люди побегут, пусть будут гадать о случившемся. Потом я остановлю время опять. Это будет уже иная гармония. И так я могу делать без конца, человек Ветер Иван.

Ветер Иван хотел что-то сказать, но потом быстро глянул на машину и отвел глаза.

— Начнем с этой девушки, — сказала Уэмон и подплыла к статуе в тени колонны.

Девушка шевельнулась и вдруг резко качнулась назад. Ветер Иван вскочил, чтобы поддержать ее. А машина Уэмон унеслась прочь, проговорив, будто про себя:

— Пожалуй, Фромвольда я не стану оживлять. Иначе он упадет…

Глаза девушки метнулись к лицу Ветра Ивана и остановились на нем. Зрачки расширились, оставив лишь ободок от фиолетовой радужной оболочки.

— Кто ты? — озадаченно спросила она на том же старинном языке. Взгляд ее перебежал к золотой звезде на вершине башни. — Что это там блестит?

Ветер Иван осторожно шагнул к девушке.

— Там стоит Фромвольд, — сказал он как можно спокойнее. — Фромвольд, которого заморозила в нуль-времени Уэмон. Машина Уэмон…

Девушка зло рассмеялась, подавшись вперед, и волосы, рассыпавшись, закрыли ее лицо.

— Так вот какой конец его ждал, — прого-ворила она. — Негодяй! Как он заманивал всех! Обещал равенство, а сделал рабами. Непокорных ставил, как статуи, под аркадами своего дворца…

Она пристально глянула на Ветра Ивана.

— Но скажи, кто ты? — потребовала она. — Тебя не было вначале, и ты не из тех, кто родился потом. И говоришь как-то странно…

Ветер Иван рассказал ей все.