Танец с дьяволом

— Нет, не ревную.

— А вот скажи честно: какого дьявола ты на мне женился? Разве ты меня любил когда-нибудь? — Голос ее был еле слышен.

— Ох, Стефани… Давай обсудим это, когда будешь трезвой.

— Я и сейчас не пьяна.

Дэнни расстегнул молнию на чемодане, раздумывая над ее вопросом. Любил ли он ее когда-нибудь? Или просто использовал, чтобы укрепить возведенный им дом?

Стефани поднялась.

— Как бы мне хотелось хоть раз в жизни услышать это от тебя…

— Что услышать? — Он вскинул голову и удивился печальному выражению ее лица.

— Скажи «Я тебя люблю», даже если это неправда.

Дэнни, казалось, не интересовало ничего, кроме вещей, которые он вынимал из чемодана и раскладывал на кровати.

— Наверно, мы с тобой оба ошиблись, — пробормотал он наконец.

Стефани молчала, а он не решался взглянуть на нее.

— Я боюсь, — услышал он ее тихий голос.

— Чего ты боишься?

— Отца.

— Стефани, это глупо, ты взрослая женщина.

— Нет, и ты это прекрасно знаешь. Джи-Эл не дал мне вырасти, да и ты не помог.

— Ах, значит, это я виноват?

— Мы оба виноваты, — грустно сказала она.

Она была так тиха и печальна, что Дэнни решительно не знал, как с ней говорить. Обычно, когда они выясняли отношения, она впадала в истерику или в пьяную ярость, и тогда уж все доводы и логические аргументы оказывались бессмысленны. «Проспись сначала», — так это всегда кончалось.

— И все же я тебе благодарна, — продолжала она все тем же ровным и грустным тоном. — Если и были в моей жизни счастливые минуты, то дал мне их ты. Просто я хотела невозможного — я думала, у тебя хватит сил спасти меня от Джи-Эл. — В глазах ее появилось какое-то отстраненное выражение. — Знаешь, каким я тебя больше всего любила?

Дэнни присел на кровать.

— Когда ты проявлял слабость. — Впервые за все это время Стефани улыбнулась. — Когда ты не знал, что делать, сбивался с пути, был недоволен своей работой… Когда мечтал, как бы ты поставил фильм по этой книге… как ее?

— «Всякий человек».

— Да-да! Ты еще не отказался от этой идеи?

— Наоборот, теперь я нашел к ней подход.

— Расскажи… Я люблю тебя слушать.

— Стефани, я устал, у меня язык не ворочается.

Солнце уже наполовину скрылось за деревьями, окружавшими теннисный корт, и в комнате было темно.

Стефани присела с ним рядом.

— Дэнни, позволь, я тебе помогу.

— Чем же ты мне поможешь? — он был искренне удивлен ее словами.

— Ну, как в той песенке поется: «Давай попробуем сначала»… Я из тех, кто пропадет без опоры, отец мне все время это твердит. Но если бы я могла помочь тебе — ну хоть капельку — я бы себя уважала больше.

Дэнни поднялся, отошел к окну, за которым сгущались сумерки.

— Помоги лучше себе.

Она долго рассматривала его, склонив голову набок.

— Ладно. Постараюсь, — и, забрав свой свитер и сумочку, вышла из комнаты.

Дэнни слышал, как постукивают ее каблуки по дубовому полу. Вот она остановилась. Раздался скрип — она заводила часы в гостиной.

— Спасибо, что дал выговориться! — крикнула она уже снизу, из-за дверей.

Звук захлопнувшейся двери гулко отозвался во всем теле: дверь закрылась за его жизнью со Стефани. Вот и этот пласт отвалился. Много ли еще осталось открытых дверей?

«Феррари», мягко рыча, отъехал от дома. Шум мотора вскоре смолк, и стало тихо. Очень тихо.

А за окном сияющий закат из последних сил сопротивлялся подступающей тьме. Вершина холма по ту сторону теннисного корта четко выделялась на фоне оранжевого неба. На листьях, чуть шевелившихся под легким ветерком, лежал отсвет последних лучей.

Дэнни с необыкновенной остротой почувствовал свое одиночество. Завтра утром принесут «Голливуд репортер» и «Вэрайети». Прежде всего он проглядит страницу траурных объявлений, узнает, кто умер из людей, которые моложе его. Когда умирали старики, он всегда думал, что у него в запасе есть еще время, чтобы сделать что-нибудь настоящее. Ему всего пятьдесят пять. Он еще полон сил. Он снова обретет форму, сядет на диету, будет играть в теннис. Черт, теннис… Боб… Надо искать нового тренера.

Он подошел к туалетному столику, за которым совсем недавно сидела Стефани, зажег свет по бокам зеркала. Морщины на лбу стали глубже, прибавилось седины на висках. Он внимательно разглядывал «гусиные лапки» у глаз.

С Любой он не чувствовал себя старым, словно ее юная сила проникала в него. С ней он опять обретет молодость.

«Бим-бом! Бим-бом!» — раздались гулкие сдвоенные удары, от которых его одиночество стало совсем невыносимым. Дэнни больше не мог выдержать и набрал номер своего единственного друга.

* * *

Милт Шульц примчался довольно быстро. Он ворвался в дом, подняв руки вверх, словно сдавался в плен:

— Я сделал это! Я добился! Я устроил-таки тебе встречу с Артом Ганном. Во вторник, в два часа он тебя ждет. И больше, ради Бога, я тебя умоляю — ни слова о «Человеке»!

— Спасибо! — Дэнни стиснул его в объятиях.

— Совершенно не за что, я — твой агент, это моя работа, — Милт открыл холодильник: там не было ничего, кроме банки консервированных бобов.

— Спасибо, что приехал.