Танец с дьяволом

Однажды, когда она тщетно пыталась передать в рисунке загадочное выражение его почти человеческих глаз, рядом появились Мирек и Франек — по обыкновению, пьяные. Они как раз занимались отловом бродячих собак и были в перчатках, с толстыми веревками в руках, с длинными ножами у пояса. Люба не успела ахнуть, как они набросили на шею ничего не подозревающему Блю-Бою веревочную петлю и потащили прочь. Он захрипел в удушье.

— Отпустите его! — закричала она.

Живодеры в ответ только расхохотались.

— Красавица моя, — сказал, пошатываясь, Франек. — Это наша работа.

— Отпустите, не трогайте его! — она колотила их своими маленькими кулачками.

Марек свободной рукой облапил ее, схватил за грудь, впился слюнявыми губами в ее губы.

— Ты пьяный, — сказала она, пытаясь высвободиться.

— А меня поцеловать? — подступил к ней Франек.

Люба перестала отбиваться. Пес, горло которого все сильнее стягивала петля, хрипел и поскуливал.

— Вот что, — сказала она неожиданно спокойно и даже кокетливо. — Отпустите собаку, а я вас за это поцелую — каждого.

— Больно дешево хочешь нас купить, красотка, — заржал Марек.

— Ладно. Пойду с одним из вас в подпол.

Оба уставились на нее, а потом почти в один голос спросили:

— С кем?

— Подеритесь. Кто победит — с тем и пойду.

Парни бросили на землю веревки, и Люба торопливо освободила шею Блю-Боя от петли, поцеловала его. Вертя хвостом, он лизал ей руки.

Потом подняла глаза — и обомлела. Марек и Франек, вытащив ножи, на нетвердых ногах ходили друг вокруг друга. Франек оступился, задев за какую-то деревяшку, и соперник всадил ему нож в живот. С хриплым криком Франек по-медвежьи обхватил его, полоснув клинком по горлу. Сцепившись, они медленно перекатывались по земле, размазывая по ней хлещущую кровь.

К ним бросились лагерники, радуясь даровому развлечению. Люба поспешила убраться с места происшествия и увести Блю-Боя. Чем кончилась поножовщина, ей было все равно — главное, что спасла собаку.

Прибежав в свою маленькую комнатку, она достала банку копченой осетрины, которую Магда вместе с другими деликатесами принесла из ресторана и хранила за плинтусом, и стала учить пса выполнять команды, награждая его неуклюжее старание кусочками рыбы.

К возвращению Магды жестянка была пуста, а Блю-Бой умел кувыркаться, сидеть и давать лапу.

— Сию минуту убери отсюда собаку, — приказала она.

— Она же никому не мешает…

— Она мне мешает. Здесь и так повернуться негде.

— Ты же здесь почти не бываешь.

— Да, я работаю, я надрываюсь с утра до ночи, чтобы достать тебе вкусную еду. Я все делаю только ради тебя.

— И с Хаимом спишь ради меня?

В ту же минуту раздалась звонкая пощечина. Магда тяжело дышала.

— Хаим — единственное светлое пятно в моей жизни Адам бросил, предал меня! Но тебе до этого дела нет! Тебе ни до чего нет дела с тех пор, как ты встретила Валентина. Ты бы не задумываясь побежала за ним, а обо мне и не подумала бы!

Люба прижала ладонь к горящей щеке.

— У меня больше нет Валентина. Так пусть будет хоть собака! — Она открыла дверь и увидела приближающегося. Хаима. — Пошли, Блю-Бой, нам тут делать нечего.

Она брела по пыльным дорожкам лагеря, жалела себя и говорила Блю-Бою:

— Магда со своим хахалем. Что ж, отлично, развлекайся, мамочка, развлекайся. Вот посмотришь, Блю-Бой, какой подарочек я ей преподнесу.

* * *

Когда Магда была в городе, Хаим уходил рыбачить один. И как-то раз на берегу появились Люба и Блю-Бой.

— Можно, мы посмотрим, как вы ловите? — спросила она.

— Да что ж ты спрашиваешь? — рассмеялся Хаим. — Располагайтесь на одеяле.

Хаим пообещал, что к обеду у них будут свежие окуни Люба, сняв чулки и туфли, зашла в воду Хаим вскоре вытащил первую рыбу, Блю-Бой возбужденно залаял.

Люба побежала взглянуть, споткнулась на мелководье и, с хохотом отряхиваясь, выбралась на берег.

— Смотри не простудись, вот одеяло, закутайся, — Хаим ловко снял окуня с крючка и, держа его под жабры, дал стечь крови, потом с гордостью показал улов Любе. — Сроду таких здоровенных не вытаскивал. Ты мне приносишь удачу.

— Ну раз так, поцелуйте меня, чтоб не сглазила.

Поднявшись, она сбросила одеяло и предстала перед ним голая. Хаим не мог отвести от нее глаз.

— Ну, что же вы?! — Она обвила руками его шею и поцеловала в губы. Окунь выпал из его пальцев.

Торжествующая Люба отдалась ему здесь же, на берегу, рядом с дохлым окунем, под тявканье Блю-Боя.

Магда появилась, когда они еще не успели разомкнуть объятий. В руке она держала записку Любы:

Мы с Хаимом ждем тебя на берегу.

Хаим попытался встать, Но Люба держала его крепко, с вызовом глядя на мать. Та повернулась и пошла прочь.

— Боже мой! — Хаим торопливо натягивал штаны. — Как я мог? Как я мог это сделать? — продолжая бормотать, он устремился следом за Магдой.

Люба, растянувшись на прибрежном песке, медленно провела руками сверху вниз — по груди с еще напряженными сосками, по плоскому животу, по бедрам. Она чувствовала себя женщиной, взрослой женщиной. Пес лежал рядом и, виляя хвостом, лизал ей пятку.