Танец с огнем

– Планируется поездка по западным губерниям, – сказал, входя в комнату, господин в пенсне. Все пятеро боевиков дружно обернулись, Камарич придержал расстеленную на столе схему, чтобы она не свернулась в рулон. – Отбытие в понедельник.

– Это что же получается, – продолжал молодой-красивый, с партийной кличкой Захарий, – у нас всего только одно это воскресенье?

– Получается так, – протянул смуглый, коренастый Бердников, на вид неуклюжий, но умеющий двигаться стремительно и бесшумно.

– А разве у нас что-то не готово? Главная исполнительница, – господин в пенсне мягко, отечески улыбнулся, – уверяет, что может приступить к делу хоть сейчас. И я склонен с ней согласиться.

– Вы в самом деле готовы, Екатерина?

– В самом деле, а что?

Девочка резко обернулась. Она сидела у окна в маленькой спаленке, и жидкий свет из замкнутого двора делал ее похожей на чахоточную в последней стадии. Камарич остановился в дверях. Она еще две недели назад заявила, что ему следовало бы общаться с ней как можно реже.

«Вы меня расхолаживаете. Извините, Лука, но ведь вы все-таки – из той жизни, а мне настраиваться надо».

Это он понимал и без нужды в ее спаленку не стучался. Всему, что нужно, ее учили и без него. С Захарием и вовсе лучшими друзьями стали. Вот бы влюбилась, думал Камарич, впрочем, без особой надежды.

– Если готовы, то вот, посмотрите… – он шагнул в комнату, разворачивая схему.

– Да я это уже наизусть знаю, – она встала. – И знаю, что делать, чтобы не задеть никого лишнего. Вы не беспокойтесь, Лука, вам краснеть за меня не придется.

Помолчала немного и вдруг заявила, нервно потирая костлявые ладошки:

– Как-то все быстро очень и мало. И ничего не пригодилось из того, что я умею…

– Еще пригодится, – слегка воспрянув духом, заверил Камарич.

Она сощурилась:

– Вы, что ли, правда так думаете?

– Определенно. Вот смотрите, – он показал место на схеме. – Я буду вот здесь. Буду ждать вас. Как только сделаете дело… или раньше…

– С чего это раньше?

– Вы слушайте. Если что-то пойдет не так… вам же объяснили… Или если вы вдруг сами поймете, что этого вам не нужно… Никто вас не заставит, Екатерина, вы поняли? Вы никому ничем не обязаны.

– Зачем вы мне это говорите?

Она смотрела на него пристально, сузив и без того маленькие глазки, будто разглядела вдруг нечто эдакое.

– А вам этого до сих пор никто не говорил?

– Я дала клятву.

– Клятва – это пустое. Мишура. Игра. Если вы поймете, что вам это не нужно, не следует ничего делать, или все кончится очень плохо.

– А вы думаете, все может кончиться хорошо? Лука – вы странный…

Она засмеялась, и Камаричу показалось на миг, что он говорит с юной Таисией.

Вечер стремительно приближался, а Камарич так и не сумел выбраться на давно назначенную встречу. Питерские боевики в одиночку по улицам не ходили. И его не пускали. Из соображений безопасности, понятное дело. В отличие от москвичей, беспрерывно твердящих о провокациях, эти делали вид, что на свете никогда и не существовало никакого Азефа. И не спускали с московских гостей – как, впрочем, и друг с друга – глаз ни на секунду.

Кое-что ему удалось, конечно… тоже не лыком шит, но полной уверенности в том, что все пройдет как надо, не было. Да что там, и неполной тоже. От волнения чесались ладони и уши, он еле удерживался от того, чтобы начать драть их прямо при всех.

«Хорош же я буду с багровыми ушами… Если Иллеш и вправду здесь, что подумает?»

Впрочем, Иллеша здесь, в Петербурге быть никак не могло. То, что он проводил их на поезд – нормально и правильно. А вот в Питер он, как бы и в чем бы его, Камарича, ни подозревал, не поедет ни за что. Сто процентов – сцапают еще на вокзале, он это прекрасно понимает и себе не враг.

Вот и солнце садится. Денек – как по заказу, отменный, мостовые курятся теплым паром, от запаха свежей листвы хочется побежать вприпрыжку. По Невскому гуляет нарядная публика. И сам Невский – наряден отменно, век бы не уходил, гулял и разглядывал. Камарич поймал себя на том, что ему уже не так хочется в Москву.

Вообще никуда не хочется. Гулять и разглядывать… Туда-сюда, от Лавры до Казанского собора и дальше к Адмиралтейству… И направо не сворачивать, нечего нам там делать, ни к чему нам этот театр…

Свернули направо.

Вокруг уже не было никого из своих – рассредоточились. Екатерина шла впереди, маленькая и прямая, в коричневом пальто с пелериной, слишком теплом для неверного петербургского лета.

Прошли по Итальянской.

«И вот что вашей семейке не жилось в Италии? Чем вам хороши наши холода, наши бессмысленные бунты? Хотя в итальянской крови тоже это есть – склонность к мятежам. Сколько столетий боролись, унижались, интриговали, убивали из-за угла… Таки выгрызли себе независимость. А теперь вот нам… выгрызаем… Оно нам надо?!»

Перед театром – экипажи. Пары фланируют… Жандармского мотора еще нет. До начала спектакля двадцать пять минут.