Танец с огнем

Но все обошлось – Филипп не испугался и не разозлился. Наоборот, усвоил сказанное лесником и настроился на вполне деловой лад.

– А Люба знает, что мне уже пора – мужиком? – спросил он.

– Нет, – растерялся было Мартын, но тут же нашелся. – А мы ей покудова не скажем. Вдруг у тебя не выйдет еще?

– Чего это у меня не выйдет? – обиженно оттопырил губу Филипп.

– Пусть будет сюрприз. Ты же сам так любишь: просишь принести что-нибудь вкусное, но чтоб ты заранее не знал…

– Да, так! – согласился Филипп. – Я и сам до времени никому не скажу, какой я Синеглазке подарок приготовил.

– Конечно, конечно, – поспешно согласился Мартын и добавил, чтобы отвлечь безумца от фантазий о сказочной невесте. – Готовься, Филя, скоро истопим баню и мыться-стираться пойдем. К бабам, к ним вонючим козлом даже и приближаться не стоит – погонят враз.

– А ты меня веником стегать будешь? – напряженно осведомился Филипп (банные процедуры он и боялся и любил одновременно).

– Не без того, Филя, не без того, – усмехнулся Мартын и пробормотал себе под нос. – Только это уж не я буду…

* * *

Низкие солнечные лучи наискосок проходили между стволами деревьев, окрашивая все в неправдоподобно яркие оттенки. Играл оркестр. Между липами околдованно танцевали пары. Белые платья дам казались розовыми, как перья фламинго.

Откуда-то снова появилась Любовь Николаевна в сопровождении Камиши. Молодые женщины не танцевали, но стояли, склонившись над ручьем, и Любовь Николаевна указывала подруге на что-то явно интересующее обеих.

Поодаль профессор Юрий Данилович Рождественский сидел в кресле, выставленном почти на берегу ручья, и беседовал с Иваном Карповичем – сибирским золотопромышленником и владельцем усадьбы Торбеево.

Иван Карпович был стар и краснолиц. Он ловко и с удовольствием ел с тарелки устриц, отрывая их пальцами и брызгая кислотой из сжатой в кулаке половинки лимона.

– Изрядно! – похвалил он и окинул внимательным взглядом склонившуюся над водой Любовь Николаевну. – Вот эдакого у нас в Сибири нету… – нельзя было понять, что он имеет в виду: женщину или поедаемые им устрицы. – Я, понимаете ли, несколько лет по своим обстоятельствам жил за Уралом и, похоже, кроме российской революции, пропустил еще много интересных здешних событий… Но какая все-таки получилась женщина! Просто не оторвать глаз! А ведь считалась в округе умалишенным ребенком… Как же это все вышло? Вы не можете мне толком пояснить, любезнейший Юрий Данилович? А то я приехал – попал с корабля, точнее с поезда прямо на бал, изумился всему, спрашиваю, и все, даже вроде бы хорошо знакомые мне соседи и оба моих управляющих – бывший и нынешний, что-то темнят, пропускают, отводят глаза. Причем разные люди путаются в разных же местах. Что за тайны мадридского двора? Какой-то заговор?

– Никакого заговора нет, – Юрий Данилович качнул тяжелой головой. – История, конечно, дикая, но вполне укладывающаяся в рамки материалистической науки и российской социальной действительности. Извольте, расскажу все по порядку, коли вам интересно. Но в каком году вы уехали в Сибирь?

– Практически на рубеже веков, осенью 1901 года.

– Понятно. Так вот. Осенью 1902 года здесь, в Синих Ключах произошел бунт, усадьбу сожгли, моего друга Николая Павловича Осоргина убили. Считалось, что его дочь Люба тоже погибла в огне пожара вместе со своей нянькой.

– Я почему-то хорошо помню эту няньку, – прервал профессора Иван Карпович. – Хотя и видел ее всего пару раз. Толстая, неповоротливая, с суровым лицом и умными выцветшими глазами. Все время крестилась и поминала бога. Как ее звали? Таисия? Прасковья?

– Ее звали Пелагея. Как я понимаю, когда-то бесконечно давно она была пассией Николая. И фактически с самого начала и до своего конца воспитывала Любу. Так вот. После гибели Николая усадьбу унаследовал его воспитанник Александр Кантакузин. Но на очень странных правах. В завещании Осоргина помимо прочих, вполне разумных частных распоряжений было сказано, что Синие Ключи и все немалые активы он оставляет несуществующим совместным детям своей дочери и воспитанника. Любе на момент ее предполагавшейся гибели было 12 лет, Александру 19.

– В чем же смысл? Я имел дела с Осоргиным, собственно, он ведь и продал мне Торбеево. Впоследствии мы разорвали отношения и у меня имелись к нему свои личные счеты, но следует признать – дураком он никогда не был.