Танец с огнем

– Да за Ивана Карповича замуж пошла.

– Что вы говорите! Да он же ее тогда раза в два, не то в три старше был…

– Да когда это их останавливало-то! – с чувством воскликнула Мария Карловна, вспоминая своего покойного мужа, который с молодости и до последнего года жизни имел сердечную склонность к молоденьким крестьянкам с толстыми ногами и высокой грудью.

– Да не об нем речь! Зачем это ей-то понадобилось?

– В чужую голову не влезешь, конечно, но на мой взгляд – не бином Ньютона. В Синие Ключи ее покойная Наталья из Торбеево и взяла. Померла Наталья, что ж – осталась девушка при твоем отце. Дочерью не стала, жила приживалкой. А после у него Ляля появилась, ты родилась… Чего ей там ждать? А Иван Карпович богат, добродушен. Отчего девушке свою судьбу не устроить? Да и управляющий в Торбеево Илья Сорокин не чужой ей человек, он же был на ее матери женат…

– Я не знала, что Илья вообще когда-то был женат, – удивилась Люша. – Мне почему-то казалось, что он всегда жил один, писал свои картины…

– Один только сверчок за печкой живет, – усмехнулась Мария Карловна. – А человеку от Бога пара положена. А там уж как выйдет… Но, впрочем, это давняя романтическая история… Еще один скелет здешних мест… Незадолго до реформы…

– Но как же у них-то вышло? – не давая помещице уйти от темы, спросила Люша. Катиш с Иваном Карповичем в Сибирь уехала?

– Нет, дорогая, все разрешилось куда раньше. Пожила она с ним пару– другую лет и сбежала. Видать, кровь свое сказала – мать у нее, по слухам, гулящая была, прежде чем Илья ее спасать взялся. С тех пор – ни слуху, ни духу. Да и невелика, скажу я тебе, потеря – даже если и померла неблагодарная где-нибудь под забором… Хватит, я думаю, тебе безумного братца…

Люша несколько раз с силой зажмурилась и вновь открыла глаза. Потом поболтала ногами (из-под стола раздался обиженный мяв), оперлась руками и привстала на стуле.

– Ты чего? – забеспокоилась Мария Карловна.

– Крутится что-то в голове, но никак ухватить не могу, – пожаловалась Люша. – Кажется, надо что-то глазами, руками, вообще телом сделать, и вот сейчас поймаю, и все ясно станет… Ан нет, не дается…

– А, это у меня тоже почасту бывает, – успокоилась помещица. – А у Чехова даже рассказ такой есть: «Лошадиная фамилия». Читала?

– Читала, – кивнула Люша и со стуком поставила чашку на блюдце. – Извините, Мария Карловна, хорошо с вами чаевничать, но дела…

– Ну конечно, конечно, – проворчала Мария Карловна, доедая последний кусочек ветчины. – Кому теперь охота с нами, стариками, разговаривать…А вот как сами такими станете, тогда поймете… Да ладно… Я к Лукерье твоей на кухню загляну? Крикунья она, конечно, еще та, но уж больно у нее эти пирожки удаются… Может даст мне парочку с собой, вечером чайку выпью…

* * *

Москва, июнь 1871 года

Вслед за бурной, бестолковой, кидающей из жары в холод весной пришло неторопливое лето. Теплая пыльная Москва заросла крапивой и мелкими дикими цветами, над которыми вилась душистая пыльца и летали бабочки, белые, желтые и шоколадные. Извозчики, которые зимой мотались туда-сюда быстро и деловито, посвистывая полозьями саней, теперь ползали медленно, как осы, объевшиеся варенья, а по большей части их и видно не было – и в самом деле, куда как приятнее по хорошей погоде прогуляться пешком, особенно вечером, когда трещат кузнечики, раскрывается душистый табак в палисадниках и с Москвы-реки тянет приятной сыростью.

У Ильи Сорокина и денег-то на извозчика не было. Он всегда ходил пешком – зимой и летом, одним и тем же до мелочей изученным маршрутом: переулками до Остоженки, а там уже, в виду Зачатьевского монастыря, всегда можно было найти удобное место, чтобы встать с этюдником. Пиши хоть монастырь, хоть храм Успения Богородицы, хоть реку… А главное – деревянный особняк с полукруглыми окнами мансарды над парадным крыльцом. На памяти Ильи (стало быть, за одиннадцать последних лет) его перекрашивали трижды: сперва в небесно-зеленоватый, потом в тускло-земляничный цвет, а ныне он был благородного серого. Особняк отделяла от проезжей части кованая ограда, над воротами коей красовался кованый же герб, изображающий медведя с копьем.

Откуда медведь и почему у него копье, Илье, опять-таки лет десять назад, рассказывала дочь хозяина особняка, барышня Наталия Александровна, которая как раз тогда приступила к учебе и охотно делилась переполнявшими ее новыми знаниями. По ее рассказу выходило, что сей медведь спас родоначальника фамилии Мурановых от злого татарина, приняв на себя копье, пущенное супостатом. Наташенька, помнится, убивалась по косолапому. Она вообще жалела всех… а однажды пожалела и Илью, и это было в последний раз, когда он вошел в особняк за кованой оградой – не с парадного хода, а с черного, которым всегда пользовалась многочисленная мурановская дворня.