Танец семи вуалей

– Кто же он тогда, если разъезжает на угнанной машине?

– Джинн…

– Ну, с меня хватит! – вспыхнул Лавров. – Не надоело дурака валять?

Глория не успела ответить, потому что дверь распахнулась, и в зал важной поступью вошел «угонщик». От его разноцветного наряда пестрило в глазах, а каждый шаг сопровождался позвякиванием ожерелья из сотен перстней.

«Чучело!» – с неприязнью подумал начальник охраны, вежливо кивая гостю.

Что еще ему оставалось делать? Дом не его, гость тоже. Глория заварила кашу, ей и расхлебывать.

– Привет честной компании, – развязно произнес Павлинов, усаживаясь за стол и потягивая длинным, как птичий клюв, носом. – Я голоден! В этом доме всех кормят мясом?

Не дожидаясь приглашения, он придвинул к себе тарелку с нарезанными ломтями буженины, недоеденной Лавровым, и принялся жевать. Буженина в мгновение ока исчезла, за ней последовало печенье.

– Иннокентий, – обратилась к нему хозяйка, – вам еще чего-нибудь подать?

– Можно просто Кеша…

– Хорошо, Кеша. Вы наелись?

– Заморил червячка…

Лавров с растущим раздражением наблюдал за этой дешевой сценой. У него на языке крутился вопрос о машине Павлинова.

– Я узнал все, что ты просила, – сообщил тот Глории. – Ты была права насчет Саломеи. Она кое-что потеряла во время танца! И даже не подумала искать…

– Простите, а где вы побывали? – вмешался Лавров. Ему не терпелось вывести жулика на чистую воду. Павлинов повернулся к хозяйке дома.

– Ты ему не сказала?

– Сказала, но…

– Ты чего, парень? – Гость вперился в Лаврова маленькими блестящими глазками. – Белены объелся?

Хохолок на его макушке вздыбился торчком, рот скривился в недоумении.

– Я, видимо, не понял… – пробормотал начальник охраны. От пронзительного взгляда Павлинова ему стало не по себе.

– В Галилее все по-прежнему, – смягчился гость. – Там правит Ирод. Я застал его за пиршественным столом, в окружении слуг и сановников. Рядом сидела его развратная жена, Иродиада, раскрашенная, как деревянная кукла, в золоте с головы до пят. Ты это хотел спросить?

– Д-да…

– Зачем тебе? Тоже сохнешь по Саломее? Брось, парень… найди девушку попроще. Такая красавица, как Саломея, погубит любого мужчину. У нее вместо языка – змеиное жало. А вместо сердца – камень алмаз.

– Почему алмаз? – опешил Лавров.

– Светит, но не греет. Ха-ха-ха-ха! Красота, брат, страшная сила. Страшная! – повторил Павлинов.

Начальник охраны вдруг растерялся. Он не знал, что говорить, как вести себя. Под взглядом Павлинова ему стало неловко за свое недоверие и грубые слова в его адрес. Взял и огульно назвал человека вором. Может, тот не угонял вовсе злосчастный «Ниссан»… может, ему дали покататься.

– Когда Саломея танцевала, меня самого мороз пробрал, – признался Павлинов. – А потом в жар бросило. Когда она начала раздеваться… все, кто там был, оцепенели. Любовь, брат, «сильнее, чем тайны смерти». Не помнишь, кто сказал?

– Нет…

– Я тоже забыл. В общем, снимала она покрывало за покрывалом и разбрасывала по полу… а скреплялись они особыми застежками… из золота со знаком лилии. Лилия, брат, – символ власти. Короли властвуют над подданными, а женщины – над сердцами мужчин.

Павлинов обращался к Лаврову как к закадычному другу, подмигивая ему левым глазом.

– Знаешь, что такое любовный экстаз? А экстаз души – покруче будет… Похоть в теле разжечь – тоже искусство. Но им любой овладеть годен. Вот чем душу-то взять, не каждый разумеет. Тайна из тайн, брат!..

Павлинов замолчал, ища глазами, что бы выпить. От произнесенных слов он разгорячился, раскраснелся. Грудь его раздувалась со свистом, как кузнечный мех.

Глория налила ему остывшего чаю в стакан для воды. Напившись, гость воодушевленно продолжил свой рассказ:

– Застежка, скрепляющая последнее, седьмое покрывало Саломеи, от резкого движения оторвалась и упала. Охваченная греховным вожделением соблазнительница сего не заметила… Зато блеснувшую золотом лилию увидел раб, который прислуживал на пиру. Негодник осмелился посягнуть на вещицу самой принцессы! Он ведь тоже мужчина, – ухмыльнулся Павлинов. – И тоже загорелся преступной страстью.

– Отчего же преступной? – удивился Лавров.

– Непозволительно рабу желать госпожу свою! – назидательно произнес Павлинов.

Начальнику охраны послышался в его интонации оскорбительный намек. Как будто плутоватый гость догадался о его видах на Глорию.

Лавров вспыхнул. Павлинов, довольный произведенным эффектом, вернулся к занимательному повествованию:

– Раб с черным цветом кожи и такими же черными помыслами незаконно присвоил драгоценную застежку. Он кинулся собирать разбросанные вуали и тайком спрятал находку в складках набедренной повязки. Никто не заподозрил его в краже… Пропажу застежки обнаружили не скоро. Все были потрясены требованием Саломеи казнить пророка и принести ей отрубленную голову… Сам Ирод дрогнул и просил ее отказаться от подобной жестокости. Ни к чему, мол, будоражить народ. Может подняться восстание, которое пошатнет его царство. Но девица осталась неумолима. Она жаждала крови…

– Только крови? – осведомилась Глория.