Танец смерти (Мрачный танец)

Но главной проблемой сериала «Ночной охотник» была та же, которая преследует почти все неантологические сериалы, посвященные сверхъестественным или оккультным вещам: неспособность подавить недоверие. Мы могли поверить в Колчака раз, когда он выслеживал вампира в Лас-Вегасе; с некоторыми усилиями могли поверить вторично, когда он сражался с бессмертным врачом в Сиэтле. Но как только его поставили на поток, верить стало труднее. Колчак нанимается охранником на старый круизный лайнер, совершающий последнее плавание, и обнаруживает, что один из пассажиров оборотень. Колчак обслуживает выборную кампанию восходящего политика, баллотирующегося в сенат, и выясняет, что кандидат продал душу дьяволу (учитывая Уотергейт и «Абскам»,[191] я не нахожу это ни сверхъестественным, ни необычным). А еще Колчак сталкивается с доисторической рептилией в канализационной системе Чикаго («Часовой» (The Gentry)); с суккубом («Закон ужаса» (Legacy of Terror)); ковеном ведьм («Собрание Треви» (The Trevy Collection)), а в одной из самых безвкусных серий — с безголовым мотоциклистом («Мотоцикл» (Chopper)). Постепенно подавить недоверие уже становится невозможно — думаю, даже для съемочной группы, которая стала снимать Колчака все в более и более комичном ключе. В сущности, то, что мы увидели в этом сериале, есть ускоренный синдром «Юниверсал»: от ужаса к юмору. Но чудовищам «Юниверсал пикчерз» понадобилось восемнадцать лет, чтобы перейти из одного состояния в другое; «Ночной охотник» уложился в двадцать серий.

Как отмечает Берти Регер, «Колчак: Ночной охотник» пережил кратковременное, но очень успешное оживление, когда его включили в ночную программу старых фильмов Си-би-эс. Однако заключение Регера о том, что этот успех никак не связан с достоинствами самого сериала, кажется мне неверным. Если многие люди включают телевизор, то, вероятно, по той же причине, по какой на ночных сеансах «Рефрижераторного безумия» (Reefer Madness) бывают полные залы. Я уже говорил, что вздор — это своего рода песня сирен. Посмотрев раз, человек не может поверить, что возможен настолько плохой фильм, и включает телевизор снова и снова, чтобы убедиться, что зрение его не подводит.

Но ошибки нет: только «Путешествие на морское дно» (Voyage to the Bottom of the Sea), эта стартовая площадка апостола катастроф Ирвина Аллена, может по степени неуспеха соперничать с «Колчаком». Правда, следует помнить, что даже Сибери Куинну, с его сериями в «Странных историях» с Жюлем де Градином, не удалось развить образ успешно, а Куинн был одним из самых талантливых писателей эпохи дешевых журналов. Тем не менее «Колчаку: Ночному охотнику» (который некоторые презрительно называют «Колчак: Еженедельное чудовище») отведено теплое место в моем сердце и в сердцах многих фэнов — правда, маленькое теплое место. В самой его ужасности есть что-то детское и простое.

5

«Кроме известных людям, существует пятое измерение. Оно лишено границ, как космос, и времени, как бесконечность. Это промежуточная территория между светом и тьмой, между наукой и суеверием, между пропастью человеческих страхов и вершиной его знаний. Это измерение воображения. Эту область мы называем… „Сумеречной зоной“».

* * *

Этим несколько напыщенным обращением — которое совсем не казалось напыщенным на фоне размеренного и суховатого стиля Рода Серлинга — зрители приглашали вступить в странный бескрайний иной мир… и они вступили в него. «Сумеречная зона» шла на Си-би-эс с октября 1959 года по лето 1965-го — от эйзенхауэрского затишья до джонсоновской эскалации войны во Вьетнаме, до первого долгого горячего лета в американских городах, до пришествия «Битлз». Из всех игровых программ, когда-либо показанных по американскому ТВ, эта труднее всего поддается анализу. Это не вестерн и не полицейский сериал (хотя некоторые эпизоды сняты под вестерн или «сыщик-и-вора»); это и не научно-фантастическое кино (хотя «Полный словарь прайм-тайм ТВ-шоу» относит его к этой категории); это не комедия (хотя некоторые серии очень смешные) и не история об оккультизме (хотя такие сюжеты в нем встречаются часто — правда, на свой, особый манер); это и не сериал о сверхъестественном. Это вещь в себе, и, возможно, именно поэтому целое поколение считает программу Серлинга символом шестидесятых… по крайней мере тех шестидесятых, какими мы их помним.