Танец стихий

И вот теперь, когда я на столе обнаружила пачку бумаги и канцелярские принадлежности, руки от скуки сами вывели первую загогулину. Я вошла в свою обитель: теперь я могла сказать, что это моя комната. Стены сплошь увешаны рисунками, большинство из которых представляли собой загадочные пейзажи Кеприи. Некоторые давали представление о народах, населяющих этот веселый мир.

Я опустилась в мягкое вращающееся кресло, поприветствовавшее меня жалостливым скрипом, и карандаш словно сам собой скользнул в ладонь. Синий, конечно же. Я никогда не вывешивала на стены его. И вообще, тщательно прятала каждый портрет, хотя именно их рисовала чаще всего.

Длинное узкое лицо с почти квадратным подбородком, четко очерченные скулы и озорные ямочки на щеках. Как у ребенка. Тонкий длинный нос с маленькими ноздрями, какие рисуют в иллюстрациях про Древнюю Грецию. Высокий гладкий лоб, копна длинных черных волос. Глаза я всегда оставляла напоследок: миндалевидные, опушенные густыми черными ресницами. Интересно, мне даже не с чем сравнить эти прекрасные и удивительные глаза. Может, только с янтарем. Той редкой его разновидностью, внутри которой сияет множество искорок, скрывая собой прозрачность красновато-оранжевого камня.

Интересно даже, каким он видит мир через эту природную призму. Схожи ли наши версии? Может, он ощущает цвета, как совершенно иные? Или различает больше оттенков. Видит ли он далеко или может видеть сквозь преграду? Я так мало знаю о жителях Кеприи. Мое путешествие больше похоже на стремительную сказку… нет, скорее, на китайский фильм. Это у них любимый конец: «и все они умерли».

– Ну и урод, – фыркнула невесть откуда появившаяся Леля, заглядывая через плечо. – Это тот злодей, что соблазнил Хранителя и хотел бросить бедняжку?

– Ты все перепутала, – чуть улыбнулась я. – Но соблазнитель еще тот…

– А, – хлопнула себя по лбу подруга. – Это твой квака!

– Это не цвак, – покачала я головой, делая ударение на правильности названии расы. – И вообще, тебя поставили подслушивать, а ты подглядываешь! Кстати, поздравляю, – весело добавила я, шутливо щелкая Лелю в нос. – Сегодня ровно пять лет, как ты меня напоила коньяком до поросячьего визга.

– Пять лет? – ужаснулась девушка и виновато покачала головой. – Непорядок, надо исправляться, а то на старости лет решу, что жизнь прожита зря – напоила Мелку всего только один раз! Короче, надо это дело отметить, благо есть на что. Так что сегодня никакой работы…

– Не получится, – хмыкнула я. – Ты же сама вчера до потери пульса визжала, что приезжает мэр и нужно нечто интеллектуальное, как раз в моем стиле.

– Ах да, – поморщилась Леля. – Эх, в кои веки решишь расслабиться… так собственно и расслабимся! Прямо там и отметим это дело. Все равно государев человек сбежит с вечеринки быстро, как всегда. А мы к оставшимся присоединимся.

– На халяву, – поддакнула я, подмигнув. – Нужда прошла, а привычки остались.

– Заметь, – приосанилась стройная женщина в брендовом костюмчике. – Полезные привычки: опять-таки, экономия! Ну что, согласна?

– Ладно, – безразлично пожала я плечами. – Пить, так пить…

– Сказал котенок, когда понесли его топить, – рассмеялась Леля, сдернув с меня кепку.

Ох, я даже забыла головной убор снять, хотя подругу это не удивило: Леля привыкла еще не к таким чудачествам. Она медленно стянула резинку, распуская пепельный шелк волос:

– Поверить не могу, как они выросли за это время, – восхищенно произнесла Леля. – Уже Жозефину Павловну переросли! Красота! Зачем ты такую роскошь постоянно в хвост прячешь?

– А ты попробуй походить в парике подобной длины пару летних дней – узнаешь, – буркнула я, откидываясь на спинку кресла и закрывая глаза: всегда любила, когда мне причесывают мою гриву. – Вот цваки, название которых ты до сих пор запомнить не можешь, решают этот вопрос радикально. И, оцени, пришлось от принца прекрасного отказаться ради сохранения шевелюры!

– Ценю, – рассмеялась Леля и взяла в руки костяную расческу.

Ту самую, которую я случайно стырила в свой первый визит, вместе с шелковым платьем. Второй прошел менее продуктивно: мне достался лишь рваный плащ Роже. Хранитель не дала времени даже исподнее одеть. Хорошо, хоть в дом закинули, а то хороша бы я была в таком виде, допустим, посреди леса: бедные грибники бы за сексуальную маньячку приняли.

– Эх, пропал в тебе художник, – тяжело вздохнула Леля, проводя гребнем по волосам.

– Так это ты его сейчас ищешь? – усмехнулась я. – Теперь понятно, кто там все это время шебуршился… не дергайся – шучу я. Никто во мне не пропал, художник из меня так себе. Это просто от безысходности я вновь взялась за карандаши. Подожди, пройдет еще годик, за масляные краски возьмусь – все отсюда сбежите. Запашок там… мечта токсикомана! Сколько натикало унов?

– Через полчаса занятие, – посмотрела Леля на маленькие изящные часы, не проявляя удивления: она привыкла, что я произношу много незнакомых слов, и просто угадывала значение.