Безуспешно пытаясь сдержать слезы, я ударилась головой о стенку кареты, снова и снова. В памяти мелькали воспоминания и образы раннего детства. Вот папа Крейги сплетает руки и показывает на стене шевелящиеся тени — кролик с осликом. Вот он дарит мне засахаренный орех и обещает, что мы теперь будем одной семьей. А вот папа Крейги приносит домой попугайчика Полли и учит говорить: «Люби Лизи, люби Лизи».
Задернув на окошке грязные занавески, я прижала к лицу кулаки, но все мои беды и горести пробились сквозь них и нахлынули разом. Я заплакала, и это был плач маленького беззащитного ребенка. Я была четырехлетней крохой, у которой умер отец. Я была ничего не понимающей семилетней девчушкой, которую отослали из дома куда-то за тридевять земель. Я рыдала, пока не заболело горло и не вспухли глаза, пока не промокли от слез рукава моего пальто.
В течение долгих лет, что я жила в Шотландии, а затем училась в школе, майор Крейги писал мне письма. Именно он был той ниточкой, что связывала вместе разноцветные лоскутки моей жизни. Я вспомнила нашу встречу в Калькутте, когда я уехала от Томаса. «Какая ты у меня красивая девочка», — сказал майор с теплой улыбкой. Когда мы с ним прощались на причале, помню, мне было стыдно, что я его подвела. И все же, что бы со мной ни приключалось, я ни на миг не усомнилась: майор будет меня по-прежнему любить. Он был моим ангелом-хранителем. Я принимала его как данность, как можно принимать озеро, на берегу которого стоит твой дом, или гору, у подножия которой живешь. А теперь порвалась очередная ниточка, связывавшая меня с прошлым, и я заново ощутила себя совершенно одинокой в огромном неласковом мире.
Вытерев слезы, я в последний раз перечла строчки в траурной рамке. Я не была на похоронах в Индии, однако могла почтить память майора здесь и сейчас. Я сунула уголок карточки сквозь решетку печки; плотная бумага потемнела, затем на ней вспыхнул огонек. Выпрямившись, я держала горящую карточку в воздухе, а желто-оранжевые язычки пламени пожирали страшные слова. Когда имя майора Крейги уже нельзя было разобрать, я выбросила карточку в окно. Порыв ветра подхватил ее, вскинул к небу, она ярко вспыхнула — и исчезла.
Глава 19
Не прошло нескольких дней, как я обзавелась квартирой в фешенебельном районе Лондона и горничной в черном шелковом платье, в чьи обязанности входило открывать дверь гостям. Неважно, что новые шторы приобретены у сомнительного продавца, что платье Эллен еще не оплачено, а денег у меня едва ли хватит на месяц. Медлить нельзя. Уже совсем скоро некоторые знакомые господа получат записки с сообщением, что я буду рада видеть их у себя.
Приехав в Лондон, я первым делом явилась к Эллен. После моего отъезда в Шотландию она вернулась на Хаф-Мун-стрит, где жила раньше. Я попросила возницу остановиться возле ее дома, и, едва Эллен вышла на улицу, я жестом пригласила ее сесть ко мне в карету.
— Те серьги-то — фальшивые, — объявила она первым делом.
— Неужели? — удивилась я притворно. — Маркиз клялся, что это алмазы-«розочки». Подумать только: какому человеку я доверяла!
Услышав, что я прошу снова поступить ко мне горничной, Эллен прищурилась.
— Сколько платить будете?
— А сколько нынче платят?
— Шесть шиллингов в неделю. Коли не можете платить монетой, тогда вещами.
— Отдаю платье из розовой парчи, если приступите прямо сразу. Что скажете?
— А туфли к нему розовые есть?
— Есть. — Я не сдержала улыбку.
— Тогда лады.
После этого я заставила Эллен поклясться, что она сохранит мою тайну, и обрисовала свой план, а также призналась, что средства мои крайне скудны. Миссис Ри дала пятьдесят гиней, от денег майора Крейги осталось несколько фунтов, последний перевод от Томаса я оставила на банковском счете — на самый крайний случай. В шкатулке лежат кое-какие драгоценности, но я понятия не имею, сколько они стоят, а больше у меня совсем ничего нет. Узнав, какими средствами я располагаю и что мне нужно, Эллен поставила условие:
— Тогда платите больше. Восемь с половиной шиллингов.
В конце концов мы сговорились на семи.
Я предложила снова поселиться в Айлингтоне, однако Эллен решительно воспротивилась.
— Нужных господ туда не зазовете, — объяснила она.
Пока Эллен искала подходящее жилье, я наведалась к знакомому ювелиру на Бонд-стрит. В прошлое свое пребывание в Лондоне я не раз к нему заглядывала, и мы с ним были в хороших отношениях.
Мистер Смолбоун был подвижный, ловкий человечек с тонкими пальцами аристократа. На его сдержанность вполне можно было полагаться: он не задавал лишних вопросов и тем более сам не болтал языком.
— Аа, миссис Джеймс, — приветливо встретил он меня и проводил к себе в мастерскую, где не было лишних глаз и ушей.
Я подала свое обручальное кольцо; ювелир поджал губы и взвесил его на ладони.
Каждый раз, открывая шкатулку, я видела это кольцо, угрюмо притаившееся в уголке и как будто бросающее мне обвинение. Точно ночная жаба, оно поблескивало мрачным черным глазом; большое, тяжелое. Квадратный черный камень был окружен мелкими прозрачными камушками.