Танец страсти

Раз, два, три, четыре; раз, два, три, четыре. Две пары босых, не слишком чистых ног шагали по голым доскам чердачной комнатки: одна пара — большая, другая — совсем крохотная. Брайди учила меня ходить. Раз, два, три, четыре; раз, два, три, четыре. Четыре босые ноги шлепали по полу, от одной стены нашей комнатенки до другой, затем обратно. Я очень старалась не упасть. Большая теплая ладонь Брайди крепко сжимала мою ладошку; только она меня и держала. Стоило Брайди выпустить мою руку, как я шаталась и падала. Раз, два, три, четыре; раз, два, три, четыре. Сквозь рев толпы и выстрелы, сквозь плач Зампы мне чудился топоток босых ног, и я невольно скользила взглядом по полу от стены к стене, а затем обратно.

Повести вроде моей всегда оканчиваются трагически; печальные исходы можно встретить в дешевом романе или в душещипательной газетной статье. Мне послышался звук разлетающейся в щепы двери, потом я услышала свой собственный истерический смех. Безумие какое-то! И вдруг, совершенно неожиданно, я поняла, что надо делать. И впрямь: что мне терять? Жизнь, дом, драгоценности? Какое они имеют значение? Какое значение имеет хоть что-нибудь?!

Едва ступив за порог, я с жадностью глотнула свежего морозного воздуха. Было утро, легкая туманная дымка поблескивала в первых осторожных лучах солнца. Вдалеке виднелись снежные вершины гор, кольцом окружавших Мюнхен. За воротами толкали друг дружку, пытаясь пробиться ближе, благородные господа, ломовые извозчики и кузнецы. На каменных плитах виднелись лужицы запекшейся крови. Куда ни глянь, всюду — злые лица, разинутые в крике рты, вскинутые над головой кулаки.

Из-за ограды полетели вывернутые из мостовой булыжники. Мальчишки полезли через ограду.

— Raus mit Lola! — хором орали в толпе.

— Смерть испанке! Смерть шлюхе!

С пистолетом в руке я прошла от входных дверей к фонтану во дворе, поднялась по его мраморным ступенькам.

— Вот я. Убейте, коли посмеете!

Толпа чуть притихла, уставилась на меня. Я с вызовом глядела на них. Бросила с насмешкой:

— Ну, давайте зверствуйте!

Море лиц, искаженных ревностью, отвращением, яростью.

— Чего ждете?! — завопила я пронзительно.

Полетел один камень, затем другой. Мимо.

— Промазали!

Следующий камень попал в плечо; еще один царапнул щеку. Вскинув пистолет, я прицелилась в угольщика, который сжимал веревку с петлей на конце. Он стоял так близко, что я отчетливо видела, как он дышит. А еще я видела нацеленные дула мушкетов, зажатые в кулаках булыжники, качающуюся петлю. Значит, вот как окончится моя жизнь: бьющие в лицо камни, чьи-то руки, рвущие на мне юбки, сотня топчущих меня ног…

Я тщательнее прицелилась, в последний раз глубоко вздохнула и спустила курок. И в тот же миг меня что-то ударило, я опрокинулась назад, пуля ушла в воздух. Я ощутила, что падаю в чернильную мглу. Попыталась вырваться, однако меня что-то душило, невозможно было вздохнуть. Сверху навалились густые черные тени, и я почти с облегчением подумала: скоро это закончится. Больше уже ничто не причинит боль. Борьба наконец завершится. Меня окутала темнота, накрыла тяжелым плащом, не давая шевелиться, не позволяя дышать.

Глава 34

К тому времени, когда я наконец выпуталась из вонючей конской попоны, в которую меня плотно завернули, решение уже было принято — не мной, а за меня. Военные офицеры похитили меня на глазах у толпы на Барерштрассе и кинули в ожидающий экипаж. Когда мы мчались прочь из Мюнхена, по окраинам города, мне вручили конверт с билетом на пароход и документами. Несомненно, Людвиг спас мне жизнь; однако он уступил давлению и изгнал меня из страны навсегда. Мог бы и вовсе не утруждаться, оставил бы толпе на растерзание. У причала на берегу Констанского озера ожидал моего прибытия пароход, названный в честь короля.

День был серый, бесконечно-унылый, дождливый. Хотя время едва перевалило за полдень, уже темнело. Ступив на сходни, я приостановилась, глядя на ледяные волны, плещущиеся у борта. Двое сопровождавших офицеров вздумали было взять меня под локоть и направить дальше, однако я не позволила себя подталкивать и потребовала, чтобы мне еще раз показали бумаги. Высылают. Меня высылают! Слезы навернулись на глаза. Нет, это не ужасная ошибка: вот, внизу страницы, стоит отчетливая подпись Людвига. А чтобы я ни минуты не сомневалась, он вдобавок вложил письмо, в котором указывал, чтобы я ожидала его в Швейцарии. Я глянула на широкую свинцовую гладь озера. Вдалеке белели снежные вершины Швейцарских Альп. Дождь леденил мне щеки, пронзительный ветер вздувал юбки.

Невзирая на мои мольбы, бедняжка Зампа, платья и драгоценности остались в Мюнхене. Со мной был один только маленький потертый саквояж, с которым я путешествовала с самого детства. В нем лежала единственная смена одежды, дневники — всего три из многих тетрадей, а также драгоценная брошь в виде экзотической бабочки и кольцо с красным поддельным камнем.