Танец страсти

— Но… — Малин совсем растерялась. — У меня ведь ничего не выходит…

— Да? — шутливо-озабоченно покачала головой Кристин. — Хм… Что же будет, когда у тебя начнет выходить?

— Кристин, прекрати издеваться надо мной!.. — Малин почувствовала, как внутри закипает совершенно неоправданное раздражение подругой, но ведь та явно была искренней! — Пожалуйста… — Она изо всех сил старалась взять себя в руки. — Я не знаю, что делать, а ты…

Кристин вздохнула и села в позу лотоса.

— Делай то, что делаешь, — сказала она, помолчав. — Скоро будут готовы декорации, так что назад дороги нет. Свенссон рисует потрясающий задник. Делай то, что делаешь, — повторила она. — И не торопись с результатом. Дай нам время. Имей терпение, в конце-то концов. Все мы тяжелы на подъем, когда дело касается чужого замысла. Но стоит пожить в нем, почувствовать его своим — и все изменится. Вот тогда-то ты и будешь пожинать плоды и… лавры.

Малин покачала головой. Она знала, что Кристин права. Но все ее существо противилось этой правоте. Никогда, никогда не получится у нее то, что она так ясно чувствовала и могла выразить — но только танцуя сама. Она не могла передать это другим, потому что этот страх, что жил в ветвях будущего Иггдрасиля, был только ее страхом, эти надежды на вечность — только ее надеждами. Как такое объяснишь? Вся ее серо-черная фантазия была не просто замыслом спектакля, это было отражение чего-то, что росло в ней самой. Нужно ли было звать в этот сумрачный мир других, если дорогу туда знала только она?

— Приводи своего приятеля, — пробормотала она после долгой паузы. — А что касается репетиций… Мне кажется, ты справилась бы и без видеосъемки.

Кристин на неделю уехала в Хельсинки, так что Малин требовалось собраться с духом и поехать в Северный музей самой. Но в понедельник выяснилось, что она приглашена на день рождения одной из танцовщиц. Облегченно вздохнув, в музей Малин не поехала. Во вторник она задержалась на репетиции, а когда вышла из театра, то обнаружила, что забыла демонстрационную кассету и возвращаться за ней поздно — все равно она не успеет ее отдать. Но на следующий день предлогов, чтобы и дальше откладывать поездку, не нашлось… Освободившись пораньше, девушка села в трамвай, который отвез ее на Дьюргерден.

Сердитая дама в приемной куратора взяла из рук Малин большой конверт и не глядя швырнула его в стол. Не отрываясь от своих бумаг, она осведомилась, все ли данные указаны, и скороговоркой напомнила, какие именно. Но Малин все не уходила, и тогда секретарша подняла на нее глаза, вежливо улыбнулась и сказала:

— Пожалуйста, идите, мы позвоним вам сами.

Малин вышла из музея и огляделась вокруг. За месяц, что прошел с того дня, когда она была здесь последний раз, Галерпаркен мало изменился, разве что в зелени деревьев стало больше желтых листьев. Малин нашла дорожку, по которой они с Юханом катили на велосипедах, и пошла по ней в сторону берега. Сейчас ей отчетливо вспомнилось все, что тогда произошло: два странных посещения музея “Васы” и ужас, который она пережила. После ссоры с Юханом в ресторане она все еще избегала общения с ним, хоть и считала уже, что погорячилась. Но все же Малин трудно было забыть ощущение обмана, которое осталось у нее после злополучного вечера в “Сладком лотосе”. Наверняка Юхан не хотел ее обидеть, он просто совершил глупость и теперь терзается — девушка видела, как он осунулся за этот месяц, а его лицо словно почернело. Теперь он даже казался старше своих лет. Но всякий раз, когда сосед появлялся поблизости, внутри у Малин срабатывала какая-то пружина, не позволявшая ей оставаться рядом с ним.

Чем больше она думала о том, почему так себя ведет, тем вернее утверждалась в одной мысли: дело совсем не в том, что с нею обошлись, как с маленькой девочкой. В “Сладком лотосе” Малин впервые почувствовала смущение оттого, что ничего не знает о Юхане как о мужчине. Раньше ей никогда не приходилось усилием воли менять свое представление о человеке, а в тот вечер она пыталась проделать именно это — заставить себя увидеть в старинном приятеле мужчину, потенциального любовника… С тех пор Юхан стал для нее чем-то вроде сложной задачки: она должна была сотворить для себя его новый образ. Малин успешно справилась с первой частью — отказалась от того почти родственного чувства, которое вызывал у нее сосед, но ее ожидало фиаско во втором пункте — увидеть в нем объект желания. С тех пор, как она выбежала из ресторана, она совершенно перестала понимать, как ей вести себя с этим человеком.

ГЛАВА 6

Малин и не заметила, как дошла до стеклянной коробки музея. Сейчас он не выглядел таким мрачным и угрожающим, каким представлялся ей в воспоминаниях. Солнце играло на блестящих поверхностях стен, отражалось от крыши, делая ее ярко-красной. Девушке захотелось немедленно войти внутрь, чтобы убедиться: все прочее было лишь плодом усталости, помноженной на ее не в меру разыгравшееся воображение.