— Что ж, если я не расскажу тебе, ты все равно скоро услышишь это от кого-нибудь другого. Она добровольно рассталась с жизнью, вот так.
— Ты имеешь в виду самоубийство?
— Это одно и то же, Грания.
— Это произошло давно?
— Она бросилась со скалы четыре года назад. Тело нашли два дня спустя на пляже Инчидони.
Помолчав, Грания поинтересовалась:
— И откуда же она прыгнула?
— Судя по всему, именно с той скалы, где ты видела сегодня ее дочь. Думаю, Аврора искала мамочку.
— Ты знаешь, как ее зовут?
— Конечно, это же не секрет. Семья Лайл раньше владела всем в Дануорли, даже нашим домом. Когда-то давно они были хозяевами этих мест. Но в шестидесятые годы распродали земли и оставили себе лишь дом на скале.
— Семья Лайл? Я где-то видела эту фамилию.
— Во дворе местной церкви много могил Лайлов. Она тоже там похоронена.
— А ты уже видела эту малышку, Аврору, на скалах?
— Именно поэтому отец увез ее отсюда. После смерти матери девочка постоянно бродила над обрывом и звала ее. Я бы сказала, она почти обезумела от горя.
Грания заметила, что лицо Кэтлин немного смягчилось.
— Бедняжка, — вздохнула она.
— Да, ужасное зрелище. Бедная девочка не заслужила такой участи, но от этой семьи исходит ощущение беды. Грания, пожалуйста, послушай меня — не связывайся с ними.
— Интересно, почему они вернулись? — пробормотала Грания почти неслышно.
— Лайлы живут по своим законам. Я не знаю почему, и меня это не волнует. А теперь ты не сделаешь ли хоть что-нибудь полезное и не поможешь ли мне накрыть на стол к чаю?
Грания поднялась в спальню сразу после десяти вечера, как делала каждый вечер после возвращения домой. Мать осталась внизу убирать со стола, отец дремал в кресле у телевизора, а Шейн, ее младший брат, коротал вечер в деревенском пабе. Отец и сын работали на ферме площадью в пятьсот акров. Почти вся земля была отдана под выпас молочного скота и овец. В двадцать девять лет «мальчик», как до сих пор ласково называли дома Шейна, все еще не думал обзаводиться собственной семьей. Женщины в его жизни появлялись и исчезали, и он почти никогда не приводил их па ферму, в родительский дом. Кэтлин огорчалась от того, что Шейн до сих пор не женат, но Грания знала: как только сын уйдет из дома, в жизни ее матери возникнет пустота.
Прислушиваясь к шуму дождя за окном, она забралась под одеяло и вспомнила о маленькой Авроре — хорошо, если она у себя дома, в тепле и безопасности. Полистав книгу, Грания начала зевать и поняла, что не может сконцентрироваться. Судя по всему, свежий воздух этих мест навевал на нее сон, ведь в Нью-Йорке она редко ложилась до полуночи.
Кэтлин, когда Грания была маленькой, практически каждый вечер проводила дома. Иногда она из сострадания ухаживала за заболевшим родственником, и в таких случаях ей приходилось ночевать в другом месте. В те дни мама старалась изо всех сил, чтобы оставить домашним достаточно еды и чистой одежды. Ее приготовления напоминали настоящую войсковую операцию. А вот отец за прошедшие тридцать четыре года семейной жизни ни разу не спал в чужой постели — Грания в этом почти не сомневалась. Вставая ежедневно в пять тридцать утра, он отправлялся на ферму доить скот и возвращался только после заката. Ее родители всегда знали друг о друге все. Их жизни слились в одну, крепкую и неделимую.
А клеем, который скрепил их отношения, стали дети.
Когда восемь лет назад Грания с Мэттом стали жить вместе, они воспринимали как нечто само собой разумеющееся то, что у них когда-нибудь будут дети. Как все пары в современном мире, они ждали подходящего момента и, пока была возможность, торопились все успеть в жизни и усердно трудились, желая построить карьеру.
А потом случилось вот что... Однажды утром Грания проснулась и, облачившись, как обычно, в спортивные брюки и куртку с капюшоном, отправилась на пробежку по набережной Гудзона в сторону Бэттери-парка. Остановившись около «Уинтер-гарденс», она заказала себе латте и бейгеле. Именно там это и произошло: отхлебнув кофе, она перевела взгляд на коляску у соседнего столика и увидела крошечного новорожденного малыша, который крепко спал. Внезапно у нее возникло непреодолимое желание выхватить ребенка из коляски и крепко прижать к груди его мягкую пушистую головку. Это чувство потрясло Гранию, и, когда мать малыша, нервно улыбнувшись, встала и укатила коляску подальше от непрошеного внимания, она побежала домой, чувствуя, что не может дышать от переполнявших ее эмоций.
Она надеялась, что переживания улягутся, и весь день работала в студии, пытаясь придать нужную форму мягкой коричневой глине, но душевное равновесие к ней так и не вернулось.
В шесть часов вечера Грания вернулась домой, приняла душ и переоделась, собираясь отправиться на открытие художественной галереи, куда была приглашена в тот вечер. Налив себе бокал вина, она подошла к окну, из которого открывался вид на мерцающие огни Нью-Джерси и противоположный берег Гудзона.
— Я хочу ребенка.
Она сделала большой глоток и засмеялась — такими абсурдными показались ей эти слова. А потом снова произнесла их, просто чтобы проверить себя.