— Нет. Подозреваю, что подонок хотел именно этого. Если масс-медиа поднимут шум вокруг его звонка, этот Дюк может устроить еще одну кровавую выходку, чтобы продемонстрировать всему миру наше бессилие. — Тристан злился всей пятерней в собственные волосы. — Хотел бы я знать, в чем состоит это его побочное развлечение. Очевидно, это не убийство. Имеется что-нибудь необычное в последних сводках:
Никто ничего не знал.
— Проклятье! — негодующе бросил Лавандер Мейсон. — Это могло быть все что угодно: изнасилование, избиение. Все это вписывается в стереотип его поведения, даже если на этот раз он и отказался от убийства. И кто знает, что он понимает под развлечением, — он сокрушенно покачал головой. — Этого и представить невозможно.
— Может быть, он имел в виду свое свидание с мисс Смит, — высказал свое предположение один из детективов.
— Черт его знает, — сквозь зубы процедил Тристан. — Впрочем, я сильно сомневаюсь в этом. Ведь Ронда Смит переиграла его, а Дюк не из тех, кто будет бахвалиться своими неудачами. Ему наверняка известно, что нам не удалось отыскать концов в цветочных магазинах и при обследовании ее машины, но он ни словом не обмолвился об этой истории. Нет, я подозреваю, что здесь речь идет о другом.
Тристан распорядился поднять всю информацию о жалобах, поступивших в полицию за последнее время. Его подчиненные вспотели, обзванивая все больницы и частных практикующих врачей города, чтобы узнать, не обращались ли к ним пострадавшие с жалобами на насильственные действия. Они охватили таким образом весь контингент жертв насилия, и даже нашли тех, кто не был зафиксирован полицией. Но выудить удалось одну мелочевку: некоего гомосексуалиста избили и ограбили то ли из-за денег, то ли потому, что нападавшему не по нутру педики; молодая девушка, вся в синяках и кровоподтеках, которая на все скептические вопросы врача упорно отвечала, что получила травмы при падении с лестницы.
Как справедливо заметил Мейсон, они искали иголку в стоге сена, причем искали ее с завязанными глазами. Они не знали, каким образом было осуществлено насильственное действие, совершенное Дюком, когда и где это произошло, не знали даже того, была ли жертва женщиной. Опыт показывал, что такого рода маньяки предпочитали специализироваться на каком-то определенном типе криминального материала. Но, конечно, могли быть и исключения из правил. Ведь они имели дело с настоящим волком в человеческом обличье. И если на Ронду действительно покушался Дюк, это означало, что он изменил свое хобби, избрав в качестве жертвы брюнетку, хотя прежде его интересовали исключительно блондинки. Даже примерно не представляя себе характера преступления, полицейские могли допустить и то, что жертва не стала обращаться к врачу, обойдясь домашними средствами.
Такая работа сулила принести скорее всего нулевой результат, но Тристан твердо знал, что ее надо довести до конца, тщательно проверив каждую мелочь. Следовало использовать любой, самый ничтожный шанс выйти на человека, видевшего маньяка. Тристан был одержим этой идеей. И он торопился, зная, что Дюк в соревновательном азарте может опять натворить еще множество бед. Тристан никогда не уважал тех начальников, которые отдают приказы и отправляются домой, перекладывая всю текучку на подчиненных. Он вкалывал в две смены, доведя рабочий день до восемнадцати часов. Затем отправлялся домой и проваливался в глубокий сон на четыре часа. Выбравшись из постели, он занимался с гирями, пробегал три-четыре мили, принимал душ, одевался, съедал то, что, как говорится, Бог пошлет, и снова отправлялся на работу. Ну а на работе он накачивал себя галлонами крепкого кофе, на ходу ел все, что ему приносили, и вдыхал плотные клубы табачного дыма, висевшие во всех помещениях. Каждый день Дюк звонил и дразнил Тристана, издеваясь над его бессилием, а Маклофлин благодарил небо за то, что убийца пока ограничивается словесной перепалкой. Но необходимость регулярно выслушивать, как этот тип выставляет себя умником, а Тристана дураком, создавала стрессовую ситуацию. «Одно только хорошо, что пока нет нового трупа», — повторял себе Тристан. Но как ни посмотри на все это, он ощущал себя сидящим по уши в дерьме.
Бесконечные и бесплодные поиски убийцы и его ежедневные издевательства, скудное питание и хронический недосып — все это привело к серьезному срыву, который произошел у Тристана примерно через неделю. По крайней мере, он сам себе объяснял его подобными причинами. И в то же время он не мог простить себе такого малодушия, ведь он всегда гордился своей железной самодисциплиной. Еще в раннем возрасте он научился скрывать свои эмоции от окружающих. Ах, если бы в то утро он не проснулся с этой проклятой пульсирующей болью в висках. Тогда бы он никогда…