— В субботу? Надеюсь, мне повезет и я кого-то застану. И ты, конечно, хочешь знать, не один ли это из тех детей, что родились в монастыре? — предположил Айтор.
— Именно, — подтвердила Сестеро. Они с Айтором всегда понимали друг друга с полуслова.
Поезд остановился, хотя поблизости не было станции — лишь море и длинная песчаная полоса, обозначенная на картах как пляж Лайда. Контролер, нахмурившись, посмотрел в окно и двинулся в сторону локомотива. Сестеро ощутила, как внутри все стянуло в тугой узел. Она думала не только о Хулии и Саре, но и Наталии Эчано. В воспоминаниях покадрово разворачивалась трансляция ее убийства.
— Приехали! — Кто-то из женщин был недоволен. Пассажирка встала и выглянула в окно, пытаясь понять, почему остановился поезд.
Старика в берете происходящее не трогало. Он был полностью поглощен газетой.
Сестеро сжала челюсти. Эта неожиданная остановка начинала ее беспокоить. Она уже собиралась встать и дойти до машиниста, когда поезд с толчком тронулся снова.
Когда за окном показались деревья, на телефон пришло сообщение от Айтора. Ему повезло: в Научном обществе ему дали не только имя, но и фотографию, которая использовалась для пропуска.
Это имя ни о чем не говорило Сестеро. Айтор заверил, что его нет в списке усыновленных детей. Разумеется, это ничего не значит, он мог использовать вымышленное имя. Наоборот, было бы странно, если бы кто-то со столь тщательной подготовкой этого не сделал.
Фотография оказалась не очень четкой. Это был снимок мужчины за тридцать с черными глазами и дружелюбным выражением лица. У него была красивая улыбка. Сестеро, нахмурившись, вглядывалась в фотографию. Мужчина казался смутно знакомым.
Пирсинг в языке беспокойно метался из стороны в сторону, задевая то резцы, то жевательные зубы. Нейроны работали на полной скорости. Сестеро была совершенно уверена, что уже видела его однажды. Но когда? Где?
Она попыталась представить его с бородой, с усами, в очках, лысым… Тысяча различных сочетаний промелькнула в ее мыслях. За шесть лет, прошедших с тех пор, как эта фотография попала в Научное общество, мужчина на снимке мог сильно измениться.
— Черт! — внезапно воскликнула она и набрала номер Айтора. — Это Альваро, друг Хулии, тот, что работал в «Фейсбуке»! — Она вскочила на ноги. Нужно срочно сойти с поезда.
— Альваро Ордунья? Он у меня в списке. Он родился в монастыре в тысяча девятьсот семьдесят девятом.
Сестеро бросилась к двери. Остальные пассажиры с любопытством следили за ней. Поезд начал тормозить. За окном промелькнул указатель «Мундака».
— Этот подонок играет с нами, — бросила Сестеро, чувствуя во рту горький привкус. — Пришли за мной патрульную машину и выясни, где живет этот сукин сын. Игра окончена!
74
— Ты испортила мне жизнь, понимаешь? Ты смогла жить дальше, будто ничего не случилось, а я нет. Я никогда не пойму, почему ты это сделала, но это уже неважно. Я не собираюсь снимать кляп и выслушивать тонны лжи и пустых оправданий.
Фургон медленно двигался по грунтовой дороге. Фары, конечно, были отключены. Или все-таки лучше их включить? Трудно принять правильное решение, хотя, судя по внутренним переговорам полицейских из Герники, они установили контрольные пункты только на основных дорогах. Однако отдельные патрули осматривают второстепенные дороги и сельскую местность Урдайбая. Именно они были его головной болью. Если он столкнется с одним из них, все будет кончено.
Фургон без света привлечет слишком много внимания.
Лучше включить фары.
Яркий свет на мгновение ослепил его. Притормозив, он подождал, пока глаза привыкнут. Затем прибавил газ и продолжил путь. Теперь можно ехать быстрее, не боясь потерять управление и врезаться в один из деревянных столбов, на которые крепилась колючая проволока, разделявшая пастбища.
Ему нужно ускориться. Рассвет не за горами, это чувствовалось по цвету неба на востоке. Пейзаж по-прежнему был укрыт чернотой ночи, но облака уже приобрели металлический оттенок. Скоро железная птица сможет взлететь, и все станет немного сложнее.
Он выбрал ночь именно потому, что полицейский вертолет не мог летать. Точнее, технически никаких ограничений для этого не было, но у аппарата не было нужного свидетельства. Бюрократические проволочки играли ему на руку.
По крайней мере, пока не наступит рассвет.
— Ферма… — сказал он, заметив фасад в отдалении. — Здесь родился отец Иньяки, одного из моих товарищей на
В одном из окон на верхнем этаже горел свет. День начинался для всех.
Он слегка отпустил педаль газа. Не стоит сильно шуметь. Хорошо еще, что те, кто встают так рано, слишком заняты сборами на работу, чтобы сидеть на подоконнике и смотреть в окно: фургон на грунтовой дороге в такую рань точно вызвал бы подозрения.
— Это все так сложно, ты и представить не можешь, — рассеянно пробормотал он.