Танец убийц

Только в «Сербской короне», куда Михаил зашел поужинать, он узнал от болтливого кельнера, где находится Драга. Не имея понятия об отношениях между ней и его гостем, кельнер в нескольких фразах рассказал о последних событиях в столице за время его, Михаила, отсутствия. Не оставил он без внимания и последний скандал в правящем доме.

Первые слухи о том, что живший до этого в полном воздержании король Александр, слывший женоненавистником, стал проявлять интерес к слабому полу, поползли после того, как он посетил гала-концерт в Национальном театре в обществе бывшей гофдамы его матери. За слухами последовало открытие того факта, что мадам Драга Машина поселилась в элегантном городском дворце на улице Короны как официальная любовница короля.

Странным образом эта новость в первый момент сильно Михаила не затронула. Он закончил ужин, затем подсел со стаканом вина к своему знакомому, который вошел, как раз когда Михаил собирался уходить. Только на улице он стал думать, что же ему делать. Поскольку он не мог переночевать ни в своем доме, ни у родителей — ему не хотелось тревожить их в столь поздний час, — он взял номер в «Сербской короне». Несмотря на волнения прошедшего дня, заснуть Михаилу не удалось, и он решил забрать из дома кое-какие вещи.

Сохраняя полное спокойствие, он поискал спички и зажег керосиновую лампу. Спальня, которую делили они с Драгой, носила следы поспешного бегства. Обычно на редкость аккуратная, его любовница в этот раз оставила после себя полный разгром: пустые картонки, разбросанные кругом порванные чулки и вешалки, отовсюду выдвинутые ящики и шкафы с открытыми дверцами.

Михаил почувствовал, как медленно от желудка поднимается жгучая ярость, и понял наконец то, в чем не хотел до сих пор себе признаться: она потеряна для него безвозвратно. Внезапно он увидел действительность, как будто был зрителем какого-нибудь скабрезного кукольного спектакля: Драга и Александр лежат, тесно переплетясь телами, и показывают ему, рогатому любовнику, языки. С хриплым зверским криком он схватил самый лучший стул и запустил его в зеркало туалетного столика, затем стал крушить саблей матрацы и перины. Когда позднее он вспоминал об этом приступе ярости, ему становилось ясно, что, если бы Драга и король лежали там в постели, живыми им было бы не уйти. Сабли показалось недостаточно — он схватил на кухне топор и порубил всю мебель. Осколок фарфора рассек ему щеку в нескольких миллиметрах от глаза. Осознание того, что любимый цветок Драги вместе с прекрасной вазой из севрского фарфора вышвырнут через закрытое окно салона, наконец охладило его пыл. Прижав полотенце к раненой щеке, он, убитый и пристыженный, рухнул в кресло. Ярость улеглась, и Михаил понял, что испытывал отвращение не к Драге, а единственно к себе самому.

Его отношение к ней было неповторимо — он сам все разрушил. С самого начала он знал, что она тоскует по надежному, длительному союзу, и все-таки намеренно и осознанно это желание игнорировал, да, он даже тщательно избегал малейшего намека, который она могла бы расценить как обещание. Ни с какой другой женщиной не было у него такой полной совместимости — физической и духовной; одно только присутствие Драги в их доме наполняло Михаила радостным спокойствием. И вместо того чтобы всеми средствами привязать ее к себе, он, как глупец, позволил ей уйти.

Причин для ее ухода было вполне достаточно. Когда несколькими неделями раньше у младшего брата Драги состоялась помолвка с дочерью министра, она дала понять, что хотела бы присутствовать на предстоящей свадьбе. Михаил отказался под предлогом того, что это, мол, чисто семейное торжество, хотя прекрасно знал — приглашен весь haut monde[22] Белграда. Ни разу он не показался с Драгой в обществе. Если ей хотелось пойти в театр, он покупал билеты для нее и ее сестры, но не сопровождал их. Стремление сохранять отношения с Драгой в тайне он оправдывал тем, что человек с его положением при дворе не должен давать пищу для пересудов. В ее поведении ничего не изменилось, и все-таки он чувствовал нечто новое, враждебное их отношениям. Иногда он замечал, как Драга тихо сидит на стуле, отвернувшись, руки на коленях, — словно путешественница, которая ждет гудка к отправлению своего поезда.