Танец убийц

Неуклюжее чучело было довольно странным памятником для бывшего короля, но Михаил воспринимал его как памятник, который подходил для Милана лучше, чем статуя или памятная доска. Михаил задержался на момент перед медведем и почтил память умершего друга молчаливым поклоном. Внезапно он почувствовал чью-то руку на своем плече. Обернувшись, он увидел явно растерянное лицо Наумовича.

— Что они от Вас хотели? — Он пытался говорить тихо. В холле, кроме них, никого не было, но дверь в приемную оставалась открытой, и оттуда доносились оживленные разговоры и хождение.

— Кого Вы имеете в виду? — спросил Михаил, несмотря на то, что более чем хорошо понял полковника.

— Король и королева. Что они хотели? — Это был голос насмерть испуганного, отчаявшегося человека, хотя в то же время голос пьяного, что Михаил, естественно, заметил.

Еще с момента встречи в крепости он сомневался, было ли разумным вовлечь Наумовича в заговор. Он знал о его неважной репутации, а поведение Наумовича при встрече только усилило недоброе чувство у Михаила.

— Со мной просто хотели поговорить, — сухо сказал он.

— Вы сказали им о том, что запланировано на сегодняшнюю ночь? И что я участвую в этом? — Взгляд Наумовича был точно как у сумасшедшего. Михаил понял, что он должен проявить крайнюю осторожность, как если бы собирался обезвредить бомбу.

— Не будьте смешным, полковник, — сказал он нарочито небрежным тоном. — Они узнали, что я был в Женеве, и хотели выяснить, встречался ли я с принцем Петром. У них есть подозрение, что он передал со мной какое-то послание, я это категорически отрицал. Ну а поскольку никаких доказательств нет, мне позволили в конце концов уйти. Вот и все.

Наумович все еще не мог избавиться от страха.

— Они в курсе дела.

— Я этого не заметил.

— Он, пожалуй, нет, но она наверняка. Она не глупа, и у меня иногда такое чувство, как будто она меня подозревает. — У него внезапно закружилась голова, он ухватился обеими руками за Михаила и чуть было не свалил его с ног. — О господи, что за ужасный день! Скорее бы он прошел. Лучше бы мне никогда не родиться!

10 часов вечера

Для дворцовой охраны день тоже выдался на редкость напряженным. Все отпуска отменили, офицеры должны были оставаться на службе, а тех, кто успел смениться, вызвали обратно.

Нервное, раздраженное настроение охватило всех и вся. В последние недели несколько раз поднимали ложную тревогу — такие мероприятия никак не способствовали укреплению морального духа.

Полковник Наумович ранним вечером послал несколько бутылок вина в дежурную комнату офицеров с сообщением, что господа ввиду затянувшегося служебного дня заслуживают того, чтобы несколько освежиться. Отнести вино поручили Петру Живковичу. Две уже откупоренные бутылки дорогого поммара[106] предназначались для капитана Панайотовича, командира дворцовой охраны. Не обращая внимания на его слабые протесты — ему, мол, нужно сохранять ясную голову, — лейтенант налил Панайотовичу большой стакан.

— У Вас наверняка пересохло в горле, господин капитан. Вы провели весь день на ногах — в такую-то кошмарную жару. Нужно немного расслабиться. Вы же, слава богу, не единственный офицер в охране. По-моему, за всеми этими тревогами кроется только мания генерала Лазы быть самым важным и показывать королю, что он сама бдительность. Только что доложил о себе Йован Милькович. Он считает, что в городе все абсолютно спокойно — спокойнее не бывает.

— Разве у Йована сегодня не выходной?

— Да, конечно, бедняга сегодня свободен. Но он с ума сходит от беспокойства. Его жена уже несколько дней как должна родить. Врачи сказали ему, что, если сегодня ребенок не родится, нужно будет оперировать. По идее он должен находиться дома, но Вы же его знаете. Как зять премьер-министра, он стремится быть безупречен на службе — служба для него все.

Командир выпил стакан одним глотком и скривился.

— Что ты мне принес? Какой-то странный вкус.

— Вино из самых лучших, — яро заверил Живкович и показал ему бутылку. — Поммар. Из Франции. Дороже его нет. Поэтому и вкус у него другой. Привкус — знак качества.

Панайотович с сомнением посмотрел на бутылку. Это был, вероятно, первый поммар в его жизни. Капитан сербской дворцовой охраны не мог позволить себе французского вина. Собственно, и местные вина сильно подорожали с тех пор, как в восьмидесятых годах в сербских виноградниках свирепствовала филлоксера.[107]

Живкович налил еще.

— Вот увидите, еще пару глотков, и Вам понравится.

— Еще пару глотков, и я свалюсь с ног, — отбивался Панайотович. — Святая Троица, как я устал! День и вправду был чертовски длинный. — Он опустошил стакан. — Вы правы, я начинаю входить во вкус. Почему же Вы не пробуете?

И он налил лейтенанту полстакана.

Живкович отпрянул, как будто опасался, что стакан может взорваться.

— Лучше не надо. Один из нас должен оставаться трезвым.